Серый вагон метро плотно напичкан чужими друг другу людьми. Усталые спины. Унылые профили. Каждый тщательно уберегает свои глаза от посягательств глаз других. На всякий случай. Мало ли что. Я тоже.
Стою, подпирая на двери надпись «не притулятись». Смотрю в пустоту. Краем глаза отмечаю в серой пассажирской массе светлое пятно. Пятном оказывается единственное лицо анфас: посреди вагона, втиснувшись между манекенами, изображающими пассажиров, сияет белизной седая борода, под густыми белыми бровями горят отчаянно веселые глаза. Старик держит над головой детские разукрашки, его губы в улыбке шевелятся, но звук голоса тонет в грохоте поезда. Кажется, никто даже не повернул в его сторону голову. Что они там не видели? Никто не соблазняется дурацкими разукрашками. Я тоже.
Поезд остановился на станции Майдан Незалежності и поток пассажиров хлынул к выходу, обнажая фигуру старика. На нем надета слишком теплая для июльской жары байковая рубашка в сильно линялые то ли синие, то ли серые клетки. Рубашка заправлена в болтающиеся на худом теле брюки. Когда-то, давным-давно они были черными. Правый рукав рубашки пуст и заткнут за ненадобностью за пояс. Ботинки. Ох, эти ботинки. Еще немного и они станут башмаками, которые когда-то нарисовал Ван Гог. Впрочем, на одежде старика нет видимых дыр, а молодое сияние морщинистых глаз затмевает неопрятность в одежде.
Старик семенит на выход, бодро держа в единственной руке книжки, а на губах - улыбку. Сухонькая женщина дергает его за штанину и просит показать товар. Старик явно обрадовался. Неожиданно ловким движением он разворачивает перед ней книжки веером.
- А ну-ка, присядьте, присядьте, - хозяйским тоном говорит женщина, улыбается и хлопает на освободившееся рядом с ней место.
Плечи старика распрямляются, грудь колесом.
- О да, конечно! С удовольствием! Отчего же не присесть рядом с такой девушкой!
И с совершенно счастливым видом он садится рядом. Вагон опустел и мне хорошо видно эту зрелую парочку. До того, как поезд снова тронулся и его грохот поглотил все остальные звуки, я успела услышать вопрос старика про возраст детей, и веселый ответ женщины про правнуков. Она пролистнула одну книжку, купила ее. Они сидели рядом и о чем-то непринужденно болтали, словно знали друг друга сто лет. А ведь они действительно были чем-то похожи, и дело не в возрасте, а в том, как у обоих по-особенному искрились глаза. Поезд стал притормаживать перед следующей станцией. Старик встал, покачиваясь в такт движения вагона, прошел к выходу. Кругленькая женщина с сердобольным лицом обратилась к нему с каким-то вопросом.
- Девять девяносто по акции! Возраст – любой! – ответил старик громко. Его голос окреп после только что удачно совершенной сделки.
Он протянул новой клиентке книжку. Та рассеянно повертела ее в руках. Поезд остановился, старик развернулся к выходу, косясь на нерешительную клиентку. Женщина вернула книжку и вместе с ней попыталась всунуть старику купюру в пять гривен. Лицо старика напряглось, но он мужественно держал улыбку. Стараясь сохранить в голосе бравурную непринужденность, попытался отказаться от денег. Но женщина настаивала. Неловкость заполнила пространство вагона, расталкивая фантомы пассажиров. Двери вагона вот-вот закроются. В конце концов старик сдается, берет деньги и уже в дверях, выгоняя взашей неловкость, отчаянно задорным голосом, словно пионер речевку, произносит:
- Ну спасибо! Пусть тебя любят! Регулярно!
И уже стоя на платформе, добавляет:
- Два раза в день! Утром и вечером!
Двери закрываются. Лицо кругленькой женщины, получившей столь щедрое пожелание, заливается краской. Она смущенно улыбается, но увидев, как первая клиентка старика покатывается со смеху, тоже начинает смеяться. Поезд трогается с места. Женщины утирают слезы со смеющихся глаз. В вагоне у всех пассажиров, кого удается рассмотреть, на лицах улыбки. У меня тоже. И совсем немножко слез.
Киев, июль 2022 г.