Счастье мое

РОМАН

(ознакомительный фрагмент)

Глава I

Май пятьдесят девятого года выдался сухим и жарким. Несмотря на это, море у берегов Дубровника из-за сильного подводного течения оставалось холодным. В крошечной бухте с галечным пляжем и крутой отвесной скалой кроме двух девушек и толстого альбатроса, деловито расхаживающего вдоль прибоя, никого не было. Агнешка сидела в тени, скрестив ноги по-турецки, прислонившись худенькой спиной к скале. Длинные тонкие пальцы обнимали учебник, который она держала перед глазами. Закрытый купальник цвета бледной бирюзы красиво оттенял золотистую кожу и светло-русые с рыжинкой волосы. Мягкими прядями они обрамляли немного заостренное у подбородка лицо. Агнешка, погруженная в чтение, то и дело рассеяно прикасалась к волосам, накручивала концы на палец, подносила к губам и снова отбрасывала назад.

- Мия! Ми-я! – тихий голос Агнешки смешался с нежным шелестом волн. - Ты опять спишь? Вот провалишь экзамен и Джузеппе уедет без тебя, и тогда все твои грандиозные планы о покорении Милана рухнут.

Мия издала глухой стон. Она лежала на ярком покрывале, подставляя гибкое тело солнцу. Ее лицо закрывал учебник математики, раскрытый обложкой вверх.

- Давай повторим то, что выучили вчера. Поднимайся, лентяйка.

- О господи, ну что за жизнь! Где Милан и где экзамен по математике? – капризно пробормотала Мия. Нехотя приподнявшись на локти, она с отвращением отбросила учебник в сторону. – Они же должны быть, как эти штуки, как их?

- Кто - они? – спросила Агнешка, любуясь безупречным профилем подруги.

- Ну, Милан и экзамен по математике. Они же должны быть как эти штуки, - повторила Мия, - ну как их? Ну те, которые никогда не пересекаются.

- Параллельные прямые?

- Точно! Только не прямые, а вселенные. Милан — это одна параллельная вселенная, а экзамен по математике – это другая параллельная вселенная, и они не могут пересекаться. Правильно же? Но нет! Почему, ну вот почему моя мечта упирается в эту ужасную штуковину? - Мия покосилась на учебник.

- Ну, вот сдашь экзамены, укатишь в свою параллельную вселенную Милан и там уже никакой математики не будет, а будут сплошные показы мод, и ты будешь блистать на подиумах и обложках журналов.

Мия повернулась к Агнешке и капризное выражение лица сменилось мягкой, мечтательной улыбкой. На солнце ее голубые глаза в обрамлении густых черных ресниц приобретали яркий аквамариновый оттенок. Медленно и сладко потянувшись всем своим длинным телом, Мия промурлыкала:

- Ой, буду блистать! А ты закончишь свою консерваторию, станешь знаменитой пианисткой и приедешь ко мне в Милан, и все красивые итальянские мужчины будут лежать у твоих ног.

- Так уж и все? – Агнешка улыбнулась, верхняя губа обнажила некрупные ровные зубы. Ее аккуратный нос смешно сморщился у переносицы и веснушки, щедро насыпанные в этом месте, сбежались еще плотнее.  - А кто же у твоих тогда будет лежать?

- Ах да! Половина итальянских мужчин у твоих ног, половина – у моих. Ну ладно, давай повторим твою математику.

Мия перевернулась на живот, грациозно откинув тяжелые черные локоны. Затем брезгливо, двумя пальцами, подняла учебник и бросила его перед собой. Прошло совсем немного времени, Мия подняла голову и насторожилась.

- Ты слышишь?

Агнешка прислушалась. Где-то недалеко невидимый трубач бегло сыграл гамму, а потом полилась мелодия.

- Ух ты! – присвистнула Мия.

- Это Дебюсси. Арабеска. - Прокомментировала Агнешка. – Как играет! Но откуда она звучит? Не пойму.

Мия пожала плечами. Агнешка оглянулась.

- Похоже, это из монастырской бухты. Больше неоткуда.

- Неужто кто-то из монашек играет? – изумилась Мия.

- А вот сейчас мы это узнаем, - сказала Агнешка, собирая на макушке волосы. Быстро расправив купальник на своем тоненьком теле, плотно провела ладонями по бокам, словно хотела вдавить купальник в себя. Затем с решительным видом встала и подошла к кромке прибоя. Море было очень спокойным. Сегодня оно было скорее черным, чем темно-синим. Зачерпнув воду, Агнешка сначала омыла и хорошенько растерла ноги, затем тоже самое проделала с руками.

- Ты никак в воду собралась?  С ума сошла? Она же ледяная!

- Не такая уж она и ледяная. И потом, арабеска того стоит, - ответила Агнешка, помедлила секунду, а затем решительно бросилась в воду.

Вода и правда оказалась ледяной. Агнешка завизжала, продолжая плыть.

- Агнешка! Сумасшедшая! Вернись сейчас же! – Мия бегала вдоль берега. Альбатрос недоуменно взирал на нее снизу. – А если судорога схватит, и ты утонешь? И кто мне потом даст списать математику, я тебя спрашиваю?

- Какая ты меркантильная подруга, Мия! – закричала в ответ Агнешка, смеясь и отплевываясь.

Она плыла, активно работая руками, ногами и следя за дыханием – так, как учил папа. Она была хорошей пловчихой. Очень скоро ледяной холод превратился в приятную прохладу. Доплыв до скалы и обогнув ее, Агнешка скрылась из виду Мии.

Скоро Агнешка выплыла на отмель, здесь вода успела прогреться и была значительно теплее. Вся монастырская бухта была перед ней как на ладони, сама же Агнешка при этом оставалась скрытой камнями. Идеальная засада.

Монастырская бухта была много больше той, где они загорали с Мией. Но добраться туда с суши было невозможно, поскольку спуск проходил через территорию женского монастыря и для мирян этот путь был недоступен.

На берегу у самой воды широко расставив ноги стоял мужчина, и играл на трубе. Арабеска Дебюсси. Это было одно из самых ее любимых музыкальных творений. Папа называл арабеску гимном красоте. Трубач вдруг запнулся, сбился. Он опустил трубу. Агнешка увидела, что мужчина был совсем молод и, похоже, очень недоволен своей игрой. Он сдвинул густые брови и хмуро посмотрел в воду. Затем снова поднес трубу к губам, сделал несколько проигрышей пассажа, на котором запнулся, и продолжил играть арабеску.

- Я тут чуть не спятила! Тебя так долго не было! – возмущалась Мия, растирая Агнешку полотенцем. – Ну что, кто там играл? Неужели настоятельница монастыря?

- Нет, - ответила Агнешка с улыбкой, мечтательно глядя в сторону бухты, - это был парень.

- Парень? В женском монастыре? – удивилась Мия, перестав вытирать подругу. – Ну дела! Красивый?

Агнешка задумалась.

- Пожалуй, да. И ты знаешь, он очень хорошо играл.

- Интересно, как он пробрался на этот пляж? А может, он внештатный сотрудник женского монастыря? Личный помощник настоятельницы по особо духовным делам? - хихикнула Мия.

Время близилось к полудню, солнце становилось все агрессивнее. Агнешка и Мия медленно ступали по узкой скалистой тропе. Камни сильно нагрелись и воздух над ними дрожал и плавился. Треск цикад заглушал прибой. На большом плоском камне сидела маленькая ярко-зеленая ящерица. Агнешка остановилась и залюбовалась замысловатым узором на ее узкой спинке. Затем прислушалась: нет, звука трубы отсюда не было слышно. Подъем был довольно крутым и долгим. Добравшись наверх, туда, где парк примыкал к крепостной стене старого города, девушки, запыхавшись, упали на траву в тень огромной раскидистой сосны.

- Ух! Ну и жарища! – проговорила Мия, прислоняясь спиной к шершавому стволу.

- Признавайся, тебе понравилось рано начинать свой день?

- Угу, очень. Просыпаться в пять утра, какая прелесть!

- Да ладно тебе, Мия, смотри, весь день еще впереди, а у тебя уже половина билетов выучена, и ты на сегодня совершенно свободна.

- Я-то всегда свободна, - фыркнула Мия.

-Это точно, - согласилась Агнешка. – Но я больше о дисциплине, а не о свободе.

- О! Агнешка! – Мия закатила глаза. - Когда ты начинаешь занудствовать, мне кажется, что в тебя вселился наш директор, этот старый пердун. Ты же собираешься быть пианисткой, а это, между прочим, творческая профессия. А творческие люди должны быть свободными.

- Ну, спасибо тебе за сравнение со старым пердуном, - улыбнулась Агнешка. – Просто я волнуюсь о тебе, Мия. Ты иногда такая легкомысленная! Вот уедешь в свой Милан, а там совсем чужая страна и никого рядом не будет, только Джузеппе. А вдруг с ним что-то случится или он тебя бросит? И что тогда будет с тобой?

Мия повернула голову и изумленно посмотрела на Агнешку:

- Джузи? Бросит меня? – Она расхохоталась. – Скажешь тоже! Да он от наследства готов отказаться, но только не от меня.

- Я ничего плохого не хочу сказать о Джузеппе. Он тебя любит, заботится, это видно. Я считаю, что он большой молодец, что поставил тебе условие окончить школу, прежде чем увезти в Милан.

- Ну, это как раз-таки, он не молодец, а зануда. Зачем мне эта математика, скажи пожалуйста, если я собираюсь быть моделью? Зачем мне все эти тангенсы и котангенсы? Ах да! Возможно, когда я буду идти по подиуму, то буду вилять попой специальным образом, по синусоиде, например.

Агнешка засмеялась. Ее удивительно легкий, заразительный смех осыпался хрустальным звоном на сухую хвою, Мия тоже засмеялась.

- Мне пора, - Мия поднялась на ноги, - вечером мы с Джузи идем в «Два кота». Пошли с нами?

- Ты же знаешь, я не хожу в такие заведения.

- Ну в какие «такие»? Ты как старая тетушка, ей богу, Агнешка! Там, кстати, играют очень приличный джаз по субботам. Ты же любишь джаз?

- Люблю, но сегодня выпускной концерт в консерватории. Как ты понимаешь, я такое не могу пропустить.

- А ты и не пропустишь. Давай так: я пойду с тобой в консерваторию, а после концерта ты пойдешь с нами в «Два кота»?

- Ну не знаю… - замялась Агнешка.

- Решено! До встречи вечером! – Мия - загорелая, легкая и грациозная, вскинула в прощальном жесте руку и скрылась за деревьями.

Агнешка, весело размахивая пляжной сумкой и напевая арабеску Дебюсси, зашагала по тропинке в тени кипарисов, в сторону крепостной стены старого города. Так называлась историческая часть Дубровника. В полдень старый город выглядел пустынным и притихшим. Лишь кое-где из открытых окон доносились приглушенные звуки – музыка из транзистора, звон посуды, сонный плач ребенка. У дома с ярко-синими ставнями буйно цвел розовый куст. Малиновые цветы, изящно обрамляли арку над входом и дальше поднимались по каменной стене, забираясь на балкон. Это был самый живописный дом на улице и именно ради него Агнешка часто делала крюк. Сейчас балкон был пуст, но по вечерам, когда спадала жара, на нем часто можно было увидеть даму. Давно не молодая, тучная, всегда с пышной прической, в необъятном шелковом кимоно, она сидела в кресле, вяло обмахиваясь веером, попивая кофе из крошечной чашечки. Агнешка знала, что эта дама была оперной певицей и в свое время блистала на многих европейских сценах. Это время давно прошло. Было что-то завораживающе-трагичное в этой одинокой крупной фигуре на фоне малиновых роз.

На небольшой площади с фонтаном безнадежно скучали пустые столики. У входа в кафе в тени под навесом дремал официант в белоснежной рубашке. Кроме него и сонных голубей на площади не было ни души. Ополоснув лицо в прохладной воде фонтана, Агнешка окунула руки по локти, закрыла глаза, блаженно вздохнула и на мгновение замерла. В голове по-прежнему звучала арабеска.

Дома отец колдовал на кухне над обедом.

- Ну как успехи у моей принцессы? Все математические вершины покорила?

Агнешка подошла к отцу и обняла его сзади, прижавшись на мгновение щекой к спине.

- Да, куда же они денутся от меня эти вершины. А что у нас на обед? – спросила она и заглянула через плечо отца.

- Холодный мятно-огуречный суп.

- О, папа, это лучшее, что может с нами случится в такую жару. А куда ты такой красивый собрался? - Агнешка окинула отца любопытным взглядом. - Одеколоном надушился, - добавила она, потянув воздух.

- Да никуда… На работу, дочь, куда же еще?

- В субботу на работу? Ну-ну, - Агнешка взяла большое яблоко, подбросила его несколько раз и лукаво посмотрела на отца. - На свидание к Линде идешь, я угадала?

- Какое еще свидание? О чем ты? – Отец старательно прятал глаза.

- Да о вашем романе весь город говорит.

- Что за глупости, дочь? Какой еще роман?

- Позавчера Мия видела, как вы обнимались в парке!

- Твоя Мия большая фантазерка, ни с кем я не обнимался. Хватит болтать чепуху, давай за стол.

Отец явно смутился. Выждав паузу, Агнешка мягко сказала:

- Папа, ты у меня такой красивый и еще совсем молодой. Пригласи Линду к нам в гости.

- Давай обедать, - пробормотал отец и бросил взгляд за спину дочери - туда, где на книжной полке стояла черно-белая фотография матери Агнешки.

Прежде чем сесть за стол, Агнешка включила транзистор. Звуки джаза деликатно взяли ее под руки, оторвали от пола и, подняв под потолок, закружили по комнате. Отец, улыбаясь, наблюдал за дочерью.

- Ты сегодня какая-то не такая. Что случилось? Выкладывай.

- Ах, папа, - Агнешка перышком опустилась на стул, - если бы ты слышал, как он играл!

 * * *

Малый зал консерватории был битком набит родственниками и друзьями выпускников. Агнешка сидела и почти не шевелилась, полностью поглощенная музыкой. Мия же нетерпеливо ерзала на стуле, разглядывая слушателей.

На сцену вышла юная пианистка и села за рояль. При первых звуках музыки Агнешка невольно подалась немного вперед – это была та самая Арабеска Дебюсси. Из-за кулис как-то слишком поспешно вышел высокий, хмурый парень и, остановившись на самом краю сцены, заиграл на трубе, подхватывая льющуюся из рояля мелодию.

- Это он! – прошептала возбужденно Агнешка, схватив Мию за руку.

Мия поморщилась от боли и не без усилия оторвала руку подруги от себя.

- Тот, кого ты видела сегодня в монастырской бухте?

Агнешка кивнула.

- Да это же Мирко! Я его знаю. Он тот еще хам! – Мия говорила громким шепотом и на нее тут же зашикали одновременно соседи по бокам и спереди.

Недовольно поджав губы, Мия замолчала. Агнешка так и просидела до конца композиции, вцепившись в подлокотники кресла и, кажется, не дышала.

После концерта Мия и Агнешка стояли у центрального входа в консерваторию, ожидая Джузеппе.

- Этот Мирко, - возмущенно тараторила Мия, - тот еще тип! Он, конечно, хорош собой, тут я с тобой согласна, но характер у него просто отвратительный. Ты представляешь, одной моей подруге он сказал, что она может с ним рассчитывать только на секс. Никаких отношений. Прямо так и сказал ей, хам!

- Да? А подруга что?

- Ох, ну что подруга. - Мия пожала плечами и отвела глаза. – Слабая женщина… А при следующей встрече Мирко был так холоден, словно между ними ничего и не было.

- Он ее оскорблял?

- Еще как! Эта его холодность была очень оскорбительна!

- Да… но ведь он предупредил ее, разве это не было честно?

- Да кому нужна его честность?! А вот и Джузи! Пойдем.

Пижонистый ярко-красный кабриолет альфа-ромео эффектно притормозил перед девушками. Сияющий Джузеппе, кругленький и ладненький, бодро выскочил из машины, и, прыгающей походкой, делающей его еще больше похожем на новенький теннисный мячик, обошел автомобиль и распахнул перед девушками дверцу. Статная Мия без каблуков была на полголовы выше своего обожателя, но для тщеславного Джузеппе рост Мии был еще одним поводом для гордости.

- Ты опоздал, пупсик, - капризно сказала Мия, подставляя щеку для поцелуя.

- Я заскочил по дороге в «Два кота» и забронировал нам столик у сцены, детка. Ты же знаешь в вечер субботы туда не пробиться. И прошу тебя, не называй меня Джузи. – Джузеппе потянулся губами к шее Мии и промурлыкал: - Зови меня Пеппе, так называли меня в детстве мама и бабушка.

- Конечно, милый, как скажешь, Джузи, - невозмутимо ответила Мия, чмокнула Джузеппе в лысеющую макушку и грациозно опустилась на переднее сиденье автомобиля.

* * *

Заведение «Два кота» представляло собой небольшой открытый ресторанчик в самом сердце старого города. Это место было чрезвычайно популярно как среди туристов, так и среди местных жителей. Заведовали рестораном братья Грабовски – известные в городе меломаны. Они прекрасно играли на нескольких музыкальных инструментах и по субботам давали концерты в своем ресторане.

Музыканты занимали свои места на сцене, когда Агнешка, Мия и Джузеппе пробирались к своему столику, следуя за белоснежной спиной официанта. Агнешка с любопытством оглядывалась по сторонам – она впервые была в подобном заведении и сейчас чувствовала себя взрослой дамой. Вдруг Мия дернула ее за руку, сделала страшные глаза и указала на сцену: там, среди других музыкантов, стоял хмурый Мирко и что-то говорил одному из братьев Грабовски. При виде Мирко Агнешка так растерялась, что сходу налетела на столик и опрокинула стоящий на нем бокал. Бокал, к счастью, был пуст и не разбился. Агнешка смущенно пробормотала извинения и поторопилась к своему столику.

- Ну это уж слишком! Третий раз за день! – прошептала Мия ей на ухо, когда они, наконец, уселись. Больше Агнешка ее не слышала – заиграла музыка и она провалилась в мир Мирко.

- Что ты будешь пить, дорогая?

Агнешка очнулась. На нее выжидательно смотрели Мия, Джузеппе и официант.

- Аааа… апельсиновый сок, пожалуйста, - рассеянно ответила она и ее взгляд тут же, словно намагниченный, приклеился к Мирко.

Со сцены звучали популярные джазовые композиции. Мирко играл на кларнете, на саксофоне, на трубе, и Агнешка не спускала с него глаз.

- Похоже, человек-оркестр Мирко сильно впечатлил нашу Агнешку, - сказал Джузеппе Мие. – Может, их познакомить?

- Еще чего! Не вздумай! Он ей совершенно не подходит, неужели ты не видишь, - отрывисто сказала Мия.

Джузеппе пожал плечами.

- В завершение первого отделения мы хотим сыграть для вас композицию, которую написал наш друг Мирко Драгович, свежеиспеченный выпускник консерватории, талантливый музыкант и, как выяснилось, не менее талантливый композитор.

Старший брат Грабовски стоял на сцене в пол оборота и смотрел на Мирко. Мирко, который в это время менял кларнет на саксофон, сдержанно кивнул публике.

- Итак, уважаемые гости, премьера, композиция называется «Take a brake».

Первыми вступили ударные, затем - фортепиано, и через несколько тактов пришла очередь саксофона Мирко. Мирко играл с закрытыми глазами, немного покачиваясь в такт музыке, а когда его партия закончилась, ударные исполнили соло. И это было очень необычно – соло для ударных. Пока барабанщик играл, Мирко не спускал с него глаз. Когда партия ударных закончилась и снова вступил саксофон Мирко, раздались одобрительные возгласы публики и аплодисменты. Агнешка, сидя, пританцовывала, щелкала пальцами в такт, и улыбалась так, как улыбается ребенок, получивший долгожданную игрушку. Когда музыка закончилась, публика не жалела аплодисментов.

Объявили перерыв, и Агнешка вернулась к реальности.

- Познакомь меня с ним, - попросила она Мию, которая пристально изучала меню.

Мия, не отрывая глаз от меню, издала нечленораздельный звук. Музыканты вместе с Мирко стали спускаться со сцены. Агнешка повернулась к Джузеппе и шепотом попросила:

- Джузеппе, познакомь меня с ним.

Джузеппе покосился на Мию. Мия с напряженным видом продолжала изучать меню. В этот момент Мирко поравнялся с их столиком. Он поздоровался за руку с Джузеппе, кивнул Мие.

- Мирко, познакомься, это Агнешка.

Мирко бросил равнодушный взгляд на Агнешку и пробормотал «Добрый вечер».

- Посиди с нами, - Джузеппе приглашающим жестом отодвинул стул рядом с Агнешкой. Помедлив секунду, Мирко сел, закинул ногу за ногу, достал пачку сигарет и закурил.

Лицо у Агнешки горело. Она смотрела на Мирко во все глаза и ничего не могла с этим поделать. Да и не собиралась.

- Мы сегодня были на выпускном концерте в консерватории, вы играли Арабеску Дебюсси. Это было очень мило, - сказал Агнешка и тут же почувствовала себя полной дурой. Мило? Она сказала «это было очень мило»?!

- Вот как? Вы были в консерватории? – пресно отозвался Мирко и сделал знак официанту.

Нужно было срочно спасать положение, и Агнешка сказала:

- Мне очень понравилась ваша композиция «Take a brake». Кажется, она написана в необычном ритме пять четвертей, верно?

Мирко взглянул на Агнешку с интересом.

- Да, верно.

- Это очень смелый ход.

- Вы находите?

- Да, Мирко, - вмешался в их разговор Джузеппе. – Я очень впечатлен! Просто потрясающе! Не знал, что ты пишешь музыку, да еще такую.

Мирко кивнул и взглянул на Агнешку еще раз. Агнешка улыбнулась и опустила глаза. Подошел официант.

- Что вы пьете? – спросил Мирко Агнешку, - Могу я Вас угостить?

Агнешка посмотрела на бокал Мии.

- Я выпью мартини, - произнесла она с очаровательной улыбкой, ловя на себе удивленные взгляды Мии и Джузеппе.

Мирко посмотрел на ее бокал недопитого сока и едва заметно улыбнулся.

После перерыва Мирко вернулся на сцену и, играя, то и дело поглядывал на Агнешку. Агнешка же совсем захмелела - то ли от мартини, то ли от его взглядов. Мия подсела к ней поближе и затараторила:

- Агнешка, что ты делаешь? Он совсем тебе не подходит. Ты не понимаешь, с кем ты связываешься. Вот послушай, другая моя знакомая рассказывала, как однажды Мирко…

Агнешка, сделав над собой усилие, оторвала взгляд от сцены, повернула счастливое лицо к Мие, и сказала:

- Мия, дорогая, как ты не понимаешь? Мне все равно, что о нем говорят. Все-рав-но. – Последнее слово она произнесла она по слогам и улыбнулась. Затем отпила глоток мартини и снова погрузилась в мир Мирко.

Уже было за полночь. Концерт давно закончился. Мия и Джузеппе уехали. Мирко и Агнешка сидели на краю каменной чаши городского фонтана. Старый город спал. Фонтан тоже спал. Лунные блики играли на водной глади. Только Агнешке совсем не хотелось спать. Ей хотелось летать, взмыть к шпилю городской ратуши вместе с Мирко. Под звуки его композиции. Она без умолку болтала, рассказывая Мирко о своей любви к классической музыке, о том, как не сразу приняла джаз, и о том, как ее лучший в мире отец научил понимать эту музыку. Ей было так легко и радостно, и хотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась. Она все говорила и говорила, а Мирко… А Мирко сидел так близко, смотрел на нее и улыбался. Как из-под смычка скрипача льется музыка из скрипки, так под взглядом Мирко пело сердце Агнешки. Мирко поднял руку и бережно убрал прядь волос со лба Агнешки. Она замолчала на полуслове и забыла, как дышать. Разве струна на скрипке знает, как дышать? Но тут случилось ужасное: рука, на которую Агнешка опиралась, сидя на краю фонтана, предательски соскользнула, и Агнешка полетела вниз. Мирко едва успел схватить ее за плечо, благодаря чему она таки не угодила в фонтан целиком.

Агнешка была так смущена своим неловким полу падением, что долго еще не могла поднять на Мирко глаза, и все смущенно хихикала, отжимая намокший подол платья.

- Где ты живешь? Давай я провожу тебя домой, - предложил Мирко.

Они молча шли рядом. Кажется, она все испортила. Агнешка ругала себя, на чем свет стоит. За неуклюжесть, за болтливость, за несдержанность. За все! Они пришли к ее дому, так и не проронив ни слова.

- Ну, я пойду? – зачем-то спросила совсем поникшая Агнешка, под стать подолу платья, намокшего в фонтане.

- У нас завтра репетиция в старом зеленом театре. Знаешь, где это?

- Да.

- Хочешь прийти?

Душа Агнешки выпорхнула, взмыла вверх, облетела дом и цветочным лепестком спланировала к ногам Мирко. Ее «да» было самым радостным из всех возможных «да» в этом мире.

* * *

С самого утра Агнешка ждала, когда наступит четыре часа пополудни - время, когда пора выходить к Мирко. Весь день она старательно делала вид перед самой собой, что ее интересуют какие-то домашние дела, экзамен по математике, занятия музыкой. А без пяти четыре поймала себя на том, что сидит в гостиной и не сводит глаз с настенных часов. И когда время пришло, сорвалась с места и полетела в зеленый театр.

Старый зеленый театр находился в заброшенной части парка. На сцене Мирко играл на саксофоне, братья Грабовски поделили между собой фортепиано и кларнет, за ударной установкой никого не было. Мирко хмуро кивнул Агнешке и снова сосредоточился на игре. Он ей даже не улыбнулся! Эта холодность пригвоздила ее к скамейке. Впрочем, очень скоро, очарованная музыкой, она и думать об этом забыла. И ей даже начало нравиться то, что Мирко так поглощен игрой, и не обращает на нее внимания. Пришел барабанщик, тот самый, который вчера так бесподобно сыграл соло в «Двух котах». Мирко довольно резко отчитал его за опоздание, барабанщик не спорил и извинился. Он говорил с сильным акцентом, хотя и правильно.

Через два с небольшим часа братья Грабовски и барабанщик ушли. Мирко продолжал репетировать один. Агнешка сидела тихо-тихо и уже подумала, что может Мирко забыл о ней, как вдруг он повернулся и громко спросил:

- Что тебе сыграть?

- Take a break, - просияла Агнешка и пересела поближе к сцене.

Он играл только для нее. И даже если бы вокруг было полно людей, она бы все равно знала – он играл только для нее.

- Проголодалась? - спросил он, когда они выходили из парка. – Грабовски звали к себе в Два кота, но я предпочел бы место потише.

- У меня с собой сандвичи, - отозвалась Агнешка. – Я знаю одно место за крепостной стеной. Там тихо и красивый вид на закат и море.

- Ну, что ж пойдем тогда в твое красивое место есть твои сандвичи, - сказал Мирко и улыбнулся.

Они пересекли шумную городскую площадь старого города и через узкую арку в крепостной стене вышли наружу. Здесь располагалось небольшое кафе, в котором всегда, благодаря открывающемуся отсюда виду на море, были посетители. Агнешка и Мирко миновали кафе, и по еле заметной тропке пошли вдоль стены дальше. Повернув за угол, они остановились. Здесь не было ни души и было очень тихо.

Они расположились на теплых камнях. Прямо перед ними, насколько хватало глаз сияло море, за горизонт опускалось солнце. Несколько лодок с парусами и крикливые чайки в небе наслаждались этим зрелищем вместе с ними.

- Хорошее место, - сказал Мирко, жуя сандвич.

- Мое любимое место для заката.

- А есть любимое для рассвета?

- Конечно. Лучшее место для созерцания рассвета – это площадка, где стоит старая водонапорная башня.

- И часто ты встречаешь рассвет?

- Летом - да, почти каждое утро.

- Для этого нужно очень рано вставать.

- А мне это не сложно, я люблю рано вставать. И потом, рассвет и закат — это настоящее чудо, доступное людям. Как и музыка.

- Как и музыка?

- Ну да. Разве ты не согласен?

- Согласен, - ответил Мирко и улыбнулся.

Агнешка улыбнулась в ответ. Как хорошо было сидеть рядом вот так и смотреть на море.

- Барабанщик из вашей группы, откуда он? Он говорил с акцентом.

- Его зовут Миша, он из Советского Союза.

- Вот как? А что он тут делает?

- Живет. Его отец сотрудник посольства, или что-то в этом роде.

- Он очень хорошо играет.

- Да, он талантливый барабанщик. Жаль только, что кроме музыки он еще слишком любит водку и женщин. А музыка такого не терпит. Она эгоистична.

- Но разве музыка эгоистична? Разве она не для всех?

- Я имею в виду то, что музыке нужно отдавать себя целиком, иначе ничего не достигнешь.

Агнешка задумалась. Они смотрели, прищурившись, на солнце, которое медленно соскальзывало по небесному шелку к сверкающей кромке моря.

- Знаешь, у меня до сих пор в голове играет твоя «Take a break». Мне кажется, закат и эта мелодия просто созданы друг для друга.

Мирко усмехнулся.

- А ведь я действительно сочинил ее на закате, на пляже.

- Правда? – обрадовалась Агнешка.

- Да. – Мирко повернул голову и смотрел на нее, о чем-то размышляя. - А хочешь, я покажу тебе завтра мое любимое место?

- Это там, где ты придумал «Take a break»?

Мирко кивнул.

- Очень хочу!

* * *

Сегодня был самый страшный день в году - день сдачи экзамена по математике. Без пяти минут выпускники школы толпились у входа в класс и ждали, когда их пригласят.

- Агнешка, ну что ты делаешь? Так нельзя! Ну нельзя сразу соглашаться на все, что предлагает тебе мужчина! Нужно заставить ухажера потомиться, помучаться, понимаешь? Они чертовски любят, когда их мучают. Иначе они быстро теряют интерес к женщине и им становится скучно. Нужно набивать себе цену! А ты что делаешь? – негодовала Мия.

- А что я делаю? – с совершенно счастливым видом спросила Агнешка.

Мия покачала головой.

- Кто бы мог подумать, что тебя может заинтересовать этот мрачный хам.

- Ты не права, Мия. Он не хам. Он просто прямой, честный, понимаешь? А насчет мрачный… Ты же слышала его Take a break. Разве мрачный тип может сочинить такую удивительно светлую мелодию? Знаешь, он больше, чем просто талантливый музыкант. Он будет великим, вот увидишь.

- Да-да, такой мрачный гений, – фыркнула Мия. - Он тебя уже поцеловал?

Агнешка отрицательно покачала головой.

- И даже не попытался?

- Нет, - ответила Агнешка и ей стало грустно.

- Хм, это очень странно, - медленно проговорила Мия. – Может, ты его не интересуешь, как женщина?

- Почему это? А как кто я его интересую?

- Ну не знаю, может, как восторженная поклонница. Возможно, ты слишком доступна для него, понимаешь?

Агнешка задумалась. Вчера, когда они прощались с Мирко, он сказал: «В следующий раз, когда ты придешь на репетицию, сядь, пожалуйста, поближе. Так, чтобы я мог тебя видеть». Агнешка чувствовала, что эта фраза была важнее поцелуя, но рассказывать об этом Мие почему-то не хотелось.

Дверь класса открылась, и на пороге, сверкая лысиной и стеклами очков, возник не в меру бодрый учитель математики. Где-то на просторах нашей необъятной вселенной наверняка существует закон, который устанавливает прямую зависимость между радостью экзаменующего и унынием экзаменуемого.

- О, прошу вас, больше энтузиазма! Сегодня экзамен! Праздник! Наконец вы покажете все, на что способны.

Одну руку учитель воздел к небу, словно призывал его в свидетели, а другой легонько подталкивал учеников в их обреченные спины.

- Как ты думаешь, будет очень ужасно, если я сама его поцелую? – тихо спросила Агнешка, усаживаясь за парту.

- Ты с ума сошла?! Ты вообще слышала, что я тебе только что сказала? – возмутилась Мия.

- Слышала, - вздохнув, сказала Агнешка. И тут же, словно очнувшись, радостно добавила: - Да, я сошла с ума! И мне это нравится.

- Ну как знаешь, - поджав губы, сказала Мия. – Хочешь сходить с ума – сходи. Вот потом только не надо рыдать у меня на плече. А сейчас вернись, пожалуйста, на землю, нам экзамен надо написать. Не хватало, чтоб еще из-за твоего сумасшествия рухнули мои миланские планы, а с ними и вся моя жизнь.

* * *

Агнешка сидела у фонтана, того самого, в который так позорно рухнула на глазах у Мирко. Ждала его. Сегодня здесь было людно – резвились дети, за маленькими столиками в тени у стены туристы в ярких одеждах лениво потягивали свои напитки. Мимо проехала телега, запряженная грустным осликом. Рядом с осликом шла старуха. Ее густые седые брови сходились у переносицы, отчего она сильно походила на сову. Старуха презрительным взглядом окинула праздношатающихся бездельников. Агнешка покормила голубей. Посчитала голубей. Посчитала окна в домах. Посчитала открытые окна в домах. Мирко все не было. Агнешка задрала голову – небо было скучным, ни облачка. Потянула носом воздух: кофе, море. Все, как всегда. Мирко все не было. Взяла со столика забытую кем-то газету. Смастерила кораблик, вместо паруса водрузила перышко и отдала рядом стоящему малышу. Малыш бросился к фонтану. Через минуту к ней подошел другой малыш, в руках у него была газета. Начало смеркаться. Где-то в области груди набежали тяжелые тучи. Приказав себе не реветь, Агнешка сорвалась с места и быстрым шагом пересекла площадь. Завернув за угол, она прислонилась к каменной стене дома и разрыдалась. Может он в «Двух котах»? Может, он забыл? Может, он занят? На репетиции? В монастырской бухте? Да, наверняка он занят, чем угодно. А она для него всего лишь восторженная поклонница и Мия была права.

Прошло несколько дней, Мирко так и не появился. Мия щебетала без устали, что она же предупреждала, но все это только к лучшему и хорошо, что между ними ничего не было, Агнешке проще будет его забыть. Агнешка хранила молчание. Какая смешная Мия. Как можно его забыть? Ну что ж, если она для него всего лишь поклонница, значит, так тому и быть. Она будет для него всего лишь поклонницей. Лишь бы увидеть его еще хоть разок.

Выпускные экзамены остались позади, впереди было поступление в консерваторию. Агнешка совсем не волновалась. Музыка была ее стихией. А в эти дни она еще стала и ее спасением. Когда она садилась за инструмент, и время, и боль от разлуки с Мирко, переставали существовать.

- Господи, Агнешка, как у тебя еще мозолей на пальцах нет? Целый день просидеть за пианино? Как ты так можешь? Пойдем, погуляем, в кино сходим, проветришься немного. Поступишь ты в эту свою консерваторию.

Они с Мией сидели на крыльце дома Агнешки, лениво поедая мороженое в вафельных стаканчиках.

- Ах, Мия, ты не понимаешь. Люди ищут каких-то чудес, не замечая, что настоящее чудо у них под самым носом.

- Музыка, что ли? - со вздохом переспросила Мия.

- Да, именно, - с жаром ответила Агнешка. - Ну, вот смотри: музыка — это нечто, что мы не можем ни потрогать, ни увидеть.  Но она способна и до слез довести, и улыбку вызвать. Музыка – это мост, который соединяет наш вполне понятный человеческий мир с физическими законами с другим миром – невидимым, неосязаемым, но все же бесспорно существующим. И я, когда играю, чувствую себя частью этого чуда, понимаешь? А люди, которые пишут музыку – это вообще настоящие волшебники.

- О, опять ты про Мирко, - раздраженно сказала Мия. - Да уж, волшебник, ничего не скажешь. Мастерски так растворился в воздухе.

Агнешка опустила глаза.

- Иди Мия одна в кино, я не пойду.

* * *

Старинное здание консерватории надменно взирало викторианскими окнами на соседние дома. Его белоснежные колонны при входе и барельефы с греческими мотивами на фасаде внушали посетителям невольный трепет. Именно так почувствовала себя Агнешка, когда впервые, еще ребенком, пришла сюда с родителями на концерт. «Это храм музыки» - сказал тогда отец. После концерта она шла по просторным коридорам консерватории, потрясенная и притихшая. Арочные своды один за другим смыкались у нее над головой. И именно тогда она загадала, что когда вырастет, то обязательно будет здесь учиться.

Внутренний дворик консерватории утопал в зелени, здесь всегда была тень и даже в самую невыносимую жару тут дышалось легко. Сегодня в консерватории было безлюдно и непривычно тихо, вступительные экзамены сданы, впереди два месяца летних каникул. Агнешка сидела на мраморной скамье у клумбы с ирисами. Она пришла сюда сегодня, чтобы просто посидеть вот так и насладиться мыслью, что теперь она будет здесь учиться. Достав из кармана жестяную коробочку с разноцветными монпансье, она взяла желтый леденец и положила его в рот. Оказывается, желтые ирисы пахнут слаще сиреневых, а у сбывшейся мечты привкус мятного леденца. Из раскрытого окна второго этажа полился ноктюрн Шопена. Агнешка тихонько дирижировала рукой. Хорошо играет, чисто. Послышались голоса. Агнешка перестала дирижировать. Агнешка перестала дышать. Кажется, сердце забилось быстрее еще до того, как она поняла, чей голос слышит. Мирко стоял у одной из колонн и что-то оживленно обсуждал с высоким статным мужчиной в строгом костюме. Агнешка вспомнила, что видела этого человека в членах приемной комиссии. Мужчины пожали друг другу руки, собеседник Мирко, улыбаясь, похлопал его несколько раз по плечу.

 - Сюда, пожалуйста, сюда, - мысленно взмолилась Агнешка, не отрывая от Мирко глаз.

Мирко развернулся к ней спиной, сделал несколько шагов в направлении выхода, но вдруг остановился, медленно, на пятках развернулся на девяносто градусов, и так же медленно пошел в ее сторону. Глубоко засунув руки в карманы, он шел, глядя себе под ноги, не замечая ничего вокруг, а когда поравнялся с Агнешкой, то она неожиданно для себя вдруг произнесла:

- А я в консерваторию поступила.

Мирко очнулся, посмотрел на нее, вскинул удивленно брови и сказал:

- Поздравляю. А я начал писать симфонию, - и вдруг он улыбнулся так, что эти мучительные недели без него растаяли, как апрельский снег.

- Симфонию? – восхищенно переспросила Агнешка. – Ты начал писать свою первую симфонию?

- Да, - ответил Мирко очень довольным тоном и сел рядом.

Он повернул к Агнешке голову и внимательно посмотрел на нее: сначала в глаза, затем окинул голову и скользнул к губам, Агнешка почувствовала, как ее обдало жаром, взгляд Мирко опустился вниз, к ее рукам на коленях. Агнешка раскрыла коробочку и протянула ее Мирко. Он выбрал желтый леденец. Они сидели рядом и молчали, и совсем не было неловко за это молчание. Мирко поднял голову, посмотрел в открытое окно второго этажа, туда, откуда доносились звуки фортепиано.

- Шопен, - прокомментировал он, перекатывая леденец во рту.

- Ноктюрн номер два, - добавила Агнешка.

Они переглянулись и почему-то рассмеялись.

- А давай отпразднуем твое поступление? – предложил Мирко.

- Давай, - просияла Агнешка.

- Тогда сегодня я поведу тебя в свое любимое место. Идет?

Они шли по вымощенным брусчаткой улицам старого города и каждый его дом, каждая травинка, листочек, уличная дворняжка – все ликовало от счастья. Перепрыгнув сточную канаву, Мирко подал Агнешке руку и больше ее не выпускал. Он переплел свои пальцы с ее и держал крепко-крепко. А Агнешка парила над землей, летела рядом с ним воздушным шаром цвета неба. Они пересекли старый парк и вышли к женскому монастырю. Сюда не долетали звуки города, и летний зной тоже застыл на почтительном расстоянии. Вдоль высокого каменного забора росли, плотно прижавшись друг к другу, кусты самшита, отбрасывая черную тень, стояли кипарисы. В конце забора, там, где он упирался в скалу, Мирко остановился.

- Я полезу первым.

- Мы будем перелезать через монастырский забор?

- Не совсем, мы будем пролазить под забором.

Мирко раздвинул кусты и показал на небольшой лаз. Пролезть под забором было просто и теперь они шли по территории монастыря.

- А если нас поймают? – прошептала Агнешка. Ей было и весело, и страшно.

- Тогда тебя подстригут в монахини, а меня посадят на кол, - также шепотом ответил Мирко.

- Нет, я скажу, что это была твоя идея и тогда тебя тоже подстригут в монахини.

- Да, пожалуй, эта перспектива более заманчива.

Раздался лай собаки. Агнешка с ужасом посмотрела на Мирко.

- Не бойся, - сказал Мирко и сжал ее руку.

И все, чего Агнешке захотелось в этот момент - чтобы все собаки города сбежались сюда их облаять, а Мирко бы просто сжимал ее руку. Огромная лохматая псина выбежала из-за кустов и, к большому удивлению Агнешки, не набросилась на них, а всего лишь обстоятельно обнюхала, дружелюбно помахивая хвостом. Мирко потрепал собаку по спине, и они с Агнешкой продолжили свой путь. Тропинка снова упиралась в забор, под которым находился еще один лаз. Они оказались на краю скалистого обрыва, откуда вниз к морю вела узкая каменная тропка.

- Спустишься вниз одна? Я наберу дров. Рядом с хижиной за навесом справа между камнями найдешь бутылку вина, достань его и налей себе, а то вино, которое мы купили, опусти вниз. Посуду найдешь под навесом. Я скоро.

Мирко передал Агнешке сумку с провизией, которой они запаслись в продуктовой лавке по дороге сюда, и через мгновение снова оказался по ту сторону забора.

- Ты будешь воровать дрова в монастыре? – шепотом спросила Агнешка.

- Теперь ты понимаешь, с кем ты связалась? – невозмутимо ответил Мирко и ушел.

Спуск окозался довольно крутым, но коротким. Это была та самая монастырская бухта, в которой Агнешка впервые увидела Мирко. В дальней стороне бухты в углублении скалы находилась небольшая хижина. В прошлый раз Агнешка ее даже не заметила.

К передней части хижины был пристроен навес. Судя по всему, пространство под навесом служило и кухней, и гостиной. Небольшой самодельный стол, полки, немного посуды, место для очага, два плетеных табурета и даже один шезлонг, повидавший много чего на своем веку.

Отодвинув условный засов, Агнешка толкнула дверь и вошла в хижину. Внутри царила темнота. Восхитительно пахло сеном и лавандой. Когда глаза привыкли к темноте, Агнешка разглядела справа в углу импровизированную кровать - тюфяки, накрытые яркой тканью, у кровати - низкий столик, на котором лежал кларнет. Сбоку у стены стояла этажерка, на самой верхней полке из-под куска темной материи, отливая золотом, выглядывала арка саксофона. У окна стоял стол, заваленный листами бумаги и книгами. Листы были исписаны нотами. Агнешка взяла один, наверное, это та самая симфония. Она благоговейно положила лист обратно, прижала листы книгами и, перегнувшись через стол, открыла ставни.

Стояла жара. Мирко еще не вернулся, и она решила искупаться. Быстро переоделась в купальник, летом она всегда носила его с собой. Подошла к скалистому краю. Вода здесь была нежно-бирюзового цвета, почти такого же, как и  ее купальник. Еле-еле слышно вода плескалась о камни. Агнешка немного помедлила, предвкушая прохладу, и, сделав глубокий вдох, прыгнула. Все тело от головы до пят мгновенно остудилось и от этого перепада перехватило дыхание. Отплыв немного от берега, Агнешка развернулась к бухте. Сверху на тропе показался Мирко с дровами. «Неужели он действительно ворует дрова у монашек?» подумала Агнешка, махая ему рукой. Эта мысль наполнила ее таким весельем, что она прыснула и, задрав голову над водой, расхохоталась. Если бы счастье могло смеяться, оно смеялось бы именно так. Мирко спустился, свалил дрова возле очага и подошел к краю скалы, туда, где Агнешка пыталась выбраться на сушу. Он наклонился, подал ей руку и одним рывком легко ее вытащил. Внезапно ни оказались так близко к друг другу, что Агнешка почувствовала дыхание Мирко на своем лице. Она тонула в серых озерах его глаз, как только что тонула в бирюзе моря. Наверное, голова ее не до конца остудилась, не понимая, что делает, она вдруг прижалась к нему всем телом. Мирко же осторожно взял ее за плечи и отодвинул от себя:

- Послушай, Агнешка, - сказал он, облизнув сухие губы, - ты нравишься мне. Но… я ничего не могу тебе дать, понимаешь? Мне нечего тебе предложить. Я говорю это тебе, потому что не хочу, чтобы ты меня ненавидела потом.

- А мне ничего от тебя не надо, - тихо ответила Агнешка. – Ну… разве что, может, сыграешь для меня еще разок Take a break?

Мирко улыбнулся одними глазами, сжал ее плечи и притянул к себе, но вместо ожидаемого Агнешкой поцелуя, он, не обращая внимания на ее визг, потащил ее за собой и прыгнул в море.

- Это было очень подло с твоей стороны, - сказала Агнешка, когда они выбрались на берег.

- Я ужасный тип, - согласился Мирко, стаскивая мокрую рубашку. – Впрочем, не настолько, чтобы оставить тебя умирать от голода. Пора заняться ужином.

С этими словами он исчез в хижине. Через минуту он появился на пороге голый по пояс, с закатанными по колено брюками и с огромным сачком в руках. Вид  у него был комичный, и Агнешка так и покатилась со смеху.

- Ты собрался ловить на ужин гигантских бабочек?

- Я собрался добывать нам еду, – гордо ответил Мирко.

- Сачком?! – не унималась Агнешка.

- Именно.

Мирко взял хлеб и, невозмутимо проследовав мимо хихикающей Агнешки, подошел к воде. Отломив несколько кусков, бросил их в воду. И тут же, словно они ждали в засаде, у поверхности воды появилось несколько рыбин.

- Вот это да! Да они у тебя тут, словно куры во дворе пасутся.

- Сегодня у нас в меню маленький тунец, приличная макрель и какая-то непонятная рыбина. Чего изволите? – важно сказал Мирко, всматриваясь в воду.

- Я, пожалуй, возьму тунец, - плотоядно облизнувшись, сказала Агнешка.

* * *

Они сидели под навесом: Агнешка – развалившись в шезлонге, Мирко - на плетеном табурете. Табурет был низким и колени Мирко смешно торчали в стороны. Солнце уже не палило так нещадно, постепенно сдаваясь мерцающему за горизонтом вечеру.

- Это был самый вкусный тунец в моей жизни, - томно сказала Агнешка.

- Значит, повар достоин награды? – спросил Мирко, промакивая хлебом остатки соуса на тарелке.

- Определенно. И какой же награды хочет повар?

Агнешка, прикрыла глаза. Вкусная еда и выпитое вино навевали сладкую полудрему.

- Повар хочет, чтобы ты для него спела.

- Спела? – Агнешка открыла глаза. - Но я не умею петь. Правда. Я не ломаюсь. У меня есть слух, но нет голоса.

- Так уж и нет?

- Ну… очень слабый.

- И все же. Кто твоя любимая певица?

- Королева джаза, конечно. Только я не буду петь.

- Элла Фицджеральд, - задумчиво протянул Мирко. – Высокая планка. Ну ладно, давай попробуем.

- Что значит «попробуем»? – с тревогой переспросила Агнешка.

Дремоту, как рукой сняло. Мирко встал, подошел к воде, вымыл руки, затем зашел в хижину и вышел оттуда с трубой.

- Нет-нет, Мирко, что ты? Я не умею, говорю тебе, – запротестовала Агнешка. – Ну правда.

- Что будешь петь?

Мирко был неумолим.

- Я не буду петь, – упрямо сказала Агнешка и скрестила руки на груди.

- Summertime?

- О Боже!

- Тебе ведь понравился ужин?

- Так не честно! В меню не стояла цена!

- И это должно было тебя насторожить, - хмыкнул Мирко и поднес трубу ко рту.

- Воруешь дрова у монашек, заманиваешь честных девушек к себе в берлогу, топишь их, а потом еще и петь заставляешь.

- Говорю же, я ужасный тип, - согласился Мирко и стал наигрывать Summertime.

- Да я слов даже не знаю!

- Summertime, ти-та-ти-та ти-та-та, - напел Мирко, добавил «и так далее» и снова заиграл.

Агнешка вздохнула, пробормотала «ужасный тип», снова вздохнула, а потом все же несмело запела.

- Н-да. Пожалуй, для джаза твоему голосу не хватает глубины, - резюмировал Мирко, когда она замолчала.

- Я же тебе говорила, - сказала Агнешка, почему-то сильно расстроившись.

- Но это не беда. Тебе просто нужно найти свою песню.

- Не нужно мне находить свою песню. Не собираюсь я быть певицей. И вообще мне пора.

Агнешка поднялась и оглянулась в поисках своих вещей. И чего она так расстроилась?

- Завтра у нас репетиция в зеленом театре. Принесешь мне сандвичи?

- Еще чего!

* * *

Агнешка носилась по гостиной, собирая пляжную сумку и мурлыкая под нос Take a break, когда в дверь позвонила Мия.

- Который день пытаюсь тебя дома застать. Я уже забыла, как ты выглядишь, - обиженно буркнула она, наблюдая за сборами Агнешки. – Куда ты так спешишь?

- К Мирко в монастырскую бухту, - звонко ответила Агнешка.

- Вот как? Значит, вы вместе?

- Ну… мы просто друзья.

- С Мирко?! Он что, до сих пор тебя не поцеловал?

- Нет. Даже когда я сама захотела его поцеловать, - хихикнула Агнешка.

- Надо же. Никогда бы не подумала. Может, у него кто-то есть? Впрочем, разве это его остановило бы?

- Оставь это, Мия, пожалуйста, мне неприятно, когда ты так о нем говоришь.

- Ладно, извини. И все же любопытно, как выглядит дружба с Мирко?

- Ты знаешь, мне очень нравится наша дружба. Он столько всего знает о музыке! Я хожу к нему на репетиции в зеленый театр, а еще мы много времени проводим в монастырской бухте. У него там очень здорово, настоящий рай для Робинзона.

- Он там живет?

- Да, оказывается, летом он в основном живет там, а зимой у кого-то из друзей в старом городе на чердаке.

- Любопытно. Я слышала, что его отец какая-то партийная шишка.

- Да, что-то в этом роде. Его родители и младшая сестра живут в столице. Но Мирко с ними не общается.

- Почему же?

- Я не знаю, он не охотно говорит о семье. Вообще ты знаешь, он вовсе не мрачный тип, он на самом деле совсем другой. Он такой умный, и очень веселый, а какую он пишет музыку, Мия! Он необыкновенно талантлив и целеустремлен. Он будет знаменит, вот увидишь. А как он готовит тунца на гриле! – Агнешка прижала руку к груди, закатила глаза и повалилась на диван.

- Он и готовит для тебя?! Мирко?!

- Да. Представляешь? А недавно он заставил меня петь! – рассмеялась Агнешка.

 - Хм, надо же. А как это вы пробираетесь в монастырскую бухту?

- Мы пролазим под забором и крадемся по территории монастыря. В первый раз это было очень смешно. Я решила, что он ворует дрова у монашек, представляешь? А потом оказалось, что настоятельница монастыря – его родная тетя, сестра его мамы.

- Неужели?

- Да. Его мать, кстати, каких-то дворянских кровей. Интересно, правда?

- Еще как. Отец партийная шишка, его жена дворянка, а сестра жены – настоятельница монастыря.

- Я так понимаю, что его родители с тетей тоже не общаются. Это так грустно на самом деле. Тетя поддерживает его как может.

Мия угрюмо уставилась в узор на ковре. Агнешка заметила это и забеспокоилась.

- Джузеппе вернулся?

- Нет. Вечно его нет рядом, когда он нужен.

Агнешка придвинулась к подруге поближе и взяла ее за руку.

- Что случилось?

- Мне до сих пор не дали разрешения на выезд! – Мия чуть не плакала. – Как достали эти чертовы бюрократы! Мы же официально расписаны с Джузеппе! Мне исполнилось восемнадцать! Я не знаю, какого еще рожна им надо.

- Мия, мне очень жаль. Мне кажется, что просто нужно подождать немножко. Ты же навсегда за границу уезжаешь, а не просто каким-то туристом на неделю.

Мия опустила голову на плечо Агнешки.

- Мне так хочется поскорее отсюда свалить.

- Слушай, завтра Грабовски устраивают у себя дома вечеринку. Приезжают какие-то друзья из Америки. Мирко зовет меня. Хочешь с нами?

- Из Америки? Хм. Интересно. Никогда не была у Грабовски дома… Что же мне надеть? – Мия приложила наманикюренный пальчик к подбородку и задумалась.

- Я тебя обожаю, - засмеялась Агнешка и чмокнула подругу в макушку.

* * *

Квартира старшего Грабовски находилась на последнем этаже трехэтажного дома и славилась среди многочисленных друзей братьев огромной террасой, с которой открывался умопомрачительный вид на море. Через распахнутые настежь окна врывался бриз, он прогуливался по комнатам, небрежно касаясь волос девушек и играя с подолами их пышных юбок. Две пары лихо отплясывали свинг в центре просторной гостиной. Мирко и Миша что-то оживленно обсуждали в углу, где на журнальном столике выстроилась целая батарея бутылок с алкогольными напитками. Музыка из проигрывателя умолкла и в наступившей тишине все услышали Мишин возбужденный голос:

- Деспот от тирана отличается тем, что деспот требует, чтобы его еще и любили, а тирану плевать на любовь.

- Миша, я же просил, никакой политики в моем доме, - проговорил старший Грабовски.

- Да мы и не про политику вовсе. Мы тут с Мирко Римскую империю обсуждаем, а ты о чем подумал? – Миша лукаво смотрел на Грабовски.

- Я не шучу, - ответил тот с угрозой.

- Ладно, ладно, - Миша поднял руки вверх. – Никакой политики. Хотя ты же знаешь, времена теперь сильно изменились. Ты же был в Москве в пятьдесят седьмом, сам видел.

- Да уж, изменились. Расскажи это венграм, у которых в их собственном доме непрошенные гости навели свой порядок. Как раз накануне московского фестиваля.

Эти слова произнес стриженый под полубокс парень, который только что отплясывал свинг. Сложив руки на груди, он с вызовом смотрел на Мишу.

- Предупреждаю в последний раз, никакой политики! – старший Грабовски повысил голос.

Раздался звонок и Грабовски, погрозив Мише пальцем, пошел открывать дверь. Прибыли звезды вечера, как сам их представил хозяин вечеринки – два долговязых, улыбчивых американца.

- Ты только послушай, как они все свободно болтают по-английски, - с завистью сказала Мия, покосившись в сторону мужчин. Она выглядела как итальянская кинозвезда – высокая прическа, оголенные плечи, перчатки выше локтя и сигарета в мундштуке, которым она орудовала как указкой. – А нас тут как будто и не существует. Эй, вы там! Мы тут скучаем, между прочим, - бросила она мужчинам и кокетливо улыбнулась.

Старший Грабовски замолчал на полуслове и вдруг хлопнул себя по лбу:

- Черт, как я мог забыть! Одну минуту, леди, у меня есть для вас, как, впрочем, и для всех остальных, музыкальный сюрприз.

Он подошел к проигрывателю и поменял пластинку.

- Послушайте-ка эту новинку из Южной Америки. Думаю, в восточной Европе этого еще никто не слышал.

Заиграла музыка. Первым отозвался Мирко.

- Это самба. Португальский язык, верно? Бразилия, судя по акценту.

- В точку. Только не просто самба, а смесь самбы с джазом, и это сочетание дает новый музыкальный стиль, именуемый босанова. Не дурно, а?

- Это прекрасно! – Агнешка подхватилась с дивана. Она танцевала, держа в руке бокал. – Боже, как это прекрасно! – снова проговорила она, задрав голову к потолку. Из ее бокала выплескивался мартини, но она этого не замечала.

Старший Грабовски в ритме самбы приблизился к Агнешке, со словами: «Вы позволите?» взял бокал из ее рук, поставил на столик и снова вернулся к Агнешке.

- Ты прекрасно танцуешь самбу, - восхитилась Агнешка.

- Я прекрасно танцую самбу, - согласился ее партнер. Он мастерски проделывал па, легко кружил Агнешку, то отбрасывая ее от себя, то властно возвращая в свои объятья. Агнешка раскраснелась, пряди волос немого выбились из прически, а улыбка соперничала с сияющим за окном солнцем.

Мирко, облокотившись о стену, не спускал с Агнешки глаз.

- Ревнуешь? – Мия подошла к Мирко и стала рядом, упершись одной рукой в бок, другой демонстрируя незажженную сигарету в мундштуке.

- Нет, - отрезал Мирко, скользнув по ней взглядом. – Миша, помоги даме. По-моему, ей надо прикурить, - сказал он и отошел.

Миша с готовностью подскочил к Мие и щелкнул зажигалкой. Как и Джузеппе, он почти на полголовы был ниже Мии.

- Прошу, мадмуазель.

Мия прикурила, бросив недовольный взгляд в сторону Мирко.

- Позвольте выразить вам свое восхищение. Без всякого преувеличения, вы – блистательны.

Мия удостоила Мишу снисходительной улыбкой.

- Позвольте также отметить ваш безупречный вкус. Прошлой весной в Париже мне довелось побывать на вечеринке у одного известного кутюрье, должен сказать, что и там вы, без всякого сомнения, стали бы украшением.

- Вы были в Париже? – промурлыкала Мия, окинув собеседника заинтересованным взглядом, и закусила мундштук.

Когда музыка доиграла, запыхавшаяся Агнешка рухнула на диван рядом с Мирко.

- Ты хорошо танцуешь, - Мирко улыбался.

- Что ты, я совсем не умею танцевать самбу, даже не знаю, как это получилось, - смутилась Агнешка.

- Секрет латинских танцев состоит в том, что партнерше уметь танцевать не обязательно. Вот что ей действительно нужно уметь, так это подчиняться, слушать своего партнера, - вмешался старший Грабовски. – У Агнешки это прекрасно выходит.

- Вы, мужчины, хотите, чтобы мы вам подчинялись, - капризно вставила Мия, - но при этом далеко не всегда этого достойны. Когда мы действительно в вас нуждаемся, так вас почему-то никогда не оказывается рядом.

- Это каким же нужно быть болваном, чтобы заслужить такой ужасный упрек от такой роскошной женщины! – Миша смотрел на Мию так, что казалось, он вот-вот облизнется. – А не выйти ли нам на террасу? Разве этот изумительный закат не достоин наших глаз?

И, взяв Мию под локоток, Миша увлек ее за собой, нашептывая что-то на ушко.

- Голос в этой песне был таким чарующим, таким нежным, правда? Как, ты сказал, называется этот стиль? – спросила Агнешка у Грабовски.

- Босанова.

- Кстати, о голосе. Вот эта песня была бы тебе вполне по силам, - сказал Мирко.

- Опять ты за свое, Мирко.

- А что, - вмешался старший Грабовски, - разбавить наше выступление парой песен с женским вокалом, да еще в новом стиле – это неплохая идея.

- Вы с ума сошли! Ну, какая из меня певица?

- А почему нет? Я доверяю Мирко, что касается вопросов музыки, то ему нет равных.

Гостиную заливал золотой свет закатного солнца. Агнешка сидела, окруженная этим сиянием, и Мирко не мог оторвать от нее глаз.

- Ты очень красивая сегодня. Ты знаешь, что на солнце твои глаза становятся зелеными?

- Правда? - спросила Агнешка и смущенно опустила глаза, а когда подняла, Мирко по-прежнему на нее смотрел. Сердце Агнешки сорвалось с места и заплясало самбу.

- Кажется, я выпил лишнего, - вдруг сказал Мирко, откидываясь на спинку дивана и проводя рукой по лицу, и уже совсем другим тоном спросил. – Кстати, у тебя есть дома проигрыватель?

- Есть.

- Хорошо, если ты не возражаешь, я зайду к тебе на днях с этой пластинкой. Грабовски, дашь пластинку послушать?

- Только в обмен на вокал Агнешки.

- Никак иначе, - ответил за Агнешку Мирко.

* * *

На следующий день Мирко, как и обещал, пришел к Агнешке домой. Он стоял у проигрывателя и старался не замечать, как на свету просвечивается ситцевое платье Агнешки.

- Все хорошо, ты поешь чисто, а вот с дыханием есть проблемы, теряется плавность. Сделай вдох поглубже в начале четвертой фразы и пой мягче, совсем мягко. Вот послушай еще раз.

Зазвучала музыка и они не услышали, как в гостиную вошел отец Агнешки.

- Какая очаровательная песня, - раздался его голос у них за спинами, когда музыка умолкла. – Это португальский?

- Папа! – Агнешка подбежала к отцу и обняла его. – Папа, а это тот самый новый музыкальный стиль, о котором я тебе рассказывала, босанова. Правда, очень красиво? Ты не поверишь, я учусь вокалу. Смотри, это текст песни. Я, правда, ничего не понимаю, но… - тут она перестала тарахтеть и, всплеснув руками, спохватилась: - Ой, извините, я же вас не познакомила. Папа, это Мирко. Мирко, это мой папа, Горан

Представляя отца, Агнешка на мгновение прижалась к его плечу. Мужчины пожали друг другу руки.

- Рад познакомиться, Мирко. Мне Агнешка все уши уже о вас прожужжала.

- Очень приятно, Горан. Наверное, она нажужжала вам о том, какой я мрачный тип? - спросил Мирко.

- Мрачный и тираничный, - засмеялась Агнешка.

- Она говорит о вас исключительно в превосходной степени. Утверждает, что в вопросах музыки вам нет равных.

- А мне Агнешка говорила, что это вы научили ее понимать джаз. И что вы прекрасно играете на фортепиано.

- Ну, это дочь преувеличивает. Сейчас я играю довольно посредственно. Мои руки огрубели от столярской работы и утратили необходимую подвижность.

- Когда папе было пятнадцать лет, он играл вместе с Симфоническим оркестром в Белграде, - с гордостью сказала Агнешка.

- Ого! Это более чем достойный уровень для пятнадцатилетнего музыканта, - Мирко с восхищением посмотрел на Горана.

 - Агнешка любит эту историю, - Горан ласково улыбнулся дочери. – На самом деле это было лишь однажды, в рамках концерта с выпускниками музыкальной школы. Дирижер симфонического оркестра был в те годы женат на директрисе нашей музыкальной школы. Удивительная была пара, они так любили друг друга и музыку, все свои силы отдавали на популяризацию классической музыки. Не смотря на ужас, царивший в те годы в стране, тем летом каждое второе воскресенье наша школа давала концерты в центральном парке. Как мы любили эти воскресенья!

- Почему же вы не стали профессиональным музыкантом?

- Ну, - вздохнул Горан, - сначала случилась любовь – я встретил Иду, мать Агнешки. Я тогда только закончил первый курс консерватории. Мы поженились, она вскоре забеременела, мне пришлось оставить учебу и пойти работать, чтобы прокормить семью. Потом война случилась. В общем, случилась жизнь.

- И вы никогда не пожалели об этом? Я имею в виду то, что музыка могла стать огромной частью вашей жизни, а вы получается себя этого лишили. Вы никогда не чувствовали, что предали себя?

- Хм, а вы действительно очень прямолинейны, как и рассказывала Агнешка, - усмехнулся Горан.

- О, простите, за бестактный вопрос. Я бываю невыносим, - Мирко явно смутился.

- Все в порядке, не смущайтесь. Честность и открытость я ценю в людях больше, чем хорошие манеры. Я отвечу на ваш непростой вопрос. По крайней мере, попытаюсь. Вы считаете, что я предал себя? – Горан задумался. – Если ты рожден художником, то твой путь – создание красоты. Наверное, вы это имеете в виду. А что, если это - не единственный путь? Любить кого-то всем сердцем, помогать этому человеку расцвести рядом с тобой, - Горан посмотрел на дочь и улыбнулся, - разве это не есть тоже создание красоты? Не думаю, что я себя предал, ведь я ни разу в жизни, ни одной секунды не пожалел о своем выборе.

Мирко молчал.

- Не похоже, что я вас убедил, Мирко, - засмеялся Горан. - Ну, не буду вам мешать. Рад был с вами познакомиться, приходите к нам в гости. Агнешка, приглашай к нам своего друга почаще. Нам есть о чем поговорить.

- Черт, я, похоже, был не очень тактичен со своими вопросами. - сказал Мирко, почесывая затылок, когда Горан ушел.

- Да уж, с манерами у тебя проблема, - подтвердила Агнешка насмешливо. – Но я рада узнать, что ты способен смущаться. Вот уж не думала, что тебе это свойственно.

- Да ладно, ты уже совсем из меня чудовище делаешь.

- На самом деле, отец действительно очень ценит честных людей. Говорит, в наше время это вымирающий вид. Я думаю, ты ему понравился.

Мирко поднялся.

- Мне тоже пора. К завтрашней репетиции ты должна отработать дыхание, вот здесь я тебе пометил, в каких местах делать вдох. Да, и слова тоже выучи. Постарайся, чтобы мне не пришлось краснеть за тебя перед ребятами.

Агнешка испуганно смотрела на Мирко.

- Мирко, ты что? Ты хочешь, чтобы я завтра это спела на репетиции?

- Да. И знаешь, почему у тебя нет выбора?

- Это еще почему?

- Потому что в субботу концерт в «Двух котах», и ты там будешь петь. Ну, пока.

Мирко ушел, а Агнешка так и стояла посреди комнаты с открытым ртом. И лишь несколько мгновений, опомнившись, она крикнула вдогонку:

- Ни за что на свете!

* * *

Как всегда по субботним вечерам, в “Двух котах” был аншлаг. Агнешка и Мирко стояли у сцены, скрытые от глаз посетителей выступавшей барной стойкой.

- Мирко, я все провалю, я вас всех подведу, говорю тебе. Посмотри, как меня трясет. Пожалуйста, давай отменим мой выход.

Агнешка вцепилась в рукав рубашки Мирко и не давала ему выйти на сцену. Мирко осторожно разжал ее руки, немного присел так, чтобы его глаза оказались на уровне глаз Агнешки, и мягко сказал:

- Ты можешь отказаться и не выйти сегодня на сцену. Возможно, ты сделаешь это в другой раз, а возможно, ты никогда больше и не попытаешься. Постарайся понять вот что: речь идет о музыке, о том, что ты любишь больше всего, это твои слова. Ты любишь музыку за ту красоту, которую чувствуешь, когда она звучит, так? Сегодня у тебя есть шанс стать частью этой красоты, достать ее из себя и разделить с теми, кто тебя будет слушать. Создание красоты – что может быть выше этого? Разве оно не стоит того, чтобы сделать над собой небольшое усилие и послать свой страх к черту?

- Я все понимаю, ты прав, но ты послушай, как дрожит мой голос. Я не смогу петь!

- Хорошо, давай попробуем так. Мы сделаем долгий проигрыш вначале, а ты не спеши, постой, почувствуй музыку. Она ведь тебе не враг. Тебе нечего бояться. Я тебе гарантирую, твой страх уйдет, как только ты пустишь музыку внутрь. А когда будешь готова начать петь, дашь мне знак. Договорились?

Агнешка молчала.

- Пусть Грабовски меня не объявляет. Начинайте играть свой проигрыш, а я выйду позже. Если буду готова, - наконец ответила она и опустила глаза.

- Как знаешь, - отрывисто сказал Мирко и поднялся на сцену.

Он и не пытался скрыть свое разочарование. Агнешка смотрела ему в спину и мысль о том, что Мирко в ней разочарован, вдруг ударила с такой силой, что она забыла свой страх и сделала шаг к сцене. И вот она уже у микрофона, крепко держится за стойку, пытаясь унять дрожь в руках. Сидящие за столиками люди расплывались в золотистом мареве, сливаясь в одно дрожащее пятно света. Музыканты заиграли вступление, Агнешка закрыла глаза и стала слушать. Несколько глубоких вдохов, чтобы унять сердцебиение, и вот она незаметно для себя уже слегка покачивается в такт на невидимых волнах. Мирко оказался прав: как только она впустила в себя музыку, все волнение растворилось. Она запела, и больше не думала о словах на незнакомом языке, которые так боялась забыть. В ладони была зажата шпаргалка со словами. Она ею так и не воспользовалась. Она больше не думала о людях, которые смотрели на нее где-то там, внизу. И даже о Мирко она больше не думала. Все это исчезло, осталось в другом мире, в том, где она была человеком. А в этом мире она стала музыкой, а музыка не умеет думать. Музыка умеет размягчить зачерствевшие сердца тех, кто ее слушает.

Когда она закончила петь, раздались щедрые аплодисменты. Яростней всех аплодировала Мия, сидевшая у самой сцены.

- Мне кажется, что так благосклонно уважаемая публика еще ни одну нашу композицию не встречала. Чувствую уколы зависти, - смеясь, сказал в микрофон старший Грабовски. - Дорогие друзья, это был дебют молодой, многообещающей певицы Агнешки Бранич.

После окончания концерта музыканты остались в ресторане отпраздновать дебют Агнешки. Пожалуй, впервые в жизни Агнешка чувствовала себя такой окрыленной. Но не успех на сцене был тому причиной, а то, как Мирко смотрел на нее весь вечер.

Поздно ночью Мирко провожал ее домой.

- Помнишь, как я рухнула в этот фонтан? – смеясь, спросила Агнешка. – Боже, мне было так неловко, ты даже не представляешь.

Мирко присел на край фонтана.

- Я горжусь тобой. Ты смогла побороть свой страх.

Агнешка вскинула на него глаза.

- Я не знаю, хорошая это новость или плохая, но должна признаться тебе, что страх перед выступлением затмил другой страх, который оказался еще сильнее, - сказала она, потупившись.

- Куда же еще сильнее, ты была на грани обморока. И что же это за страх?

- Страх тебя разочаровать, - тихо ответила Агнешка.

Взгляд Мирко обжег, мир вокруг закачался.

- Иди ко мне, - сказал он и притянул ее к себе.

* * *

Снаружи солнце безжалостно диктовало миру свои невыносимые условия, а внутри хижины царил прохладный полумрак. Агнешка лежала на боку, подперев голову, прислонившись обнаженной спиной к гладкой каменной стене. Мирко лежал рядом, его голова упиралась ей в живот.

- Ты знаешь, что ты само совершенство? – спросил он, глядя на нее снизу вверх.

- Правда? - улыбнулась Агнешка.

- Да. Твой живот такой нежный, такой трогательно маленький, что его хочется удочерить.

Агнешка прыснула.

- Может, усыновить? Он же мужского рода.

- Да, но ведь это твой живот.

- А, ну да.

- В твоих волосах поселилось солнце и солнечные блики там играют в догонялки. А твои соски! - Мирко обвел пальцем вокруг соска груди Агнешки. - О, твои соски - это две спелые вишни, такие упругие и такие манящие. Я посвящу твоим соскам песню.

Агнешка запрокинула голову и захохотала.

- Я предвкушаю, как Грабовски объявит это со сцены!

- А когда ты смеешься, то веснушки на твоем носу, словно птички, слетаются в стайку на переносице, чтобы посмотреть, что же тут такого смешного.

Агнешка снова захохотала.

- И твой смех… - Мирко прикоснулся к ямке на ее щеке, - твой смех - это лучшее музыкальное творение, созданное Богом.

- Надо же, Мирко, ну кто бы мог подумать, что ты такой романтичный!

- Ты, главное, никому об этом не рассказывай. Впрочем, тебе все равно никто не поверит.

- Это правда, - улыбнулась Агнешка. – Знаешь, я почувствовала, что ты на самом деле совсем другой, когда услышала твою Take a break. А вот если бы я была музыкальным произведением, то каким?

 - Музыкальным произведением? Дай-ка подумать. Чистая и страстная, пугливая и смелая, наивная и глубокая, с карими глазами цвета зеленого чая и стайкой веснушек на носу, самая настоящая… шекспировская соната Бетховена.

- О, я польщена! Но это только по будням. Потому что с вечера пятницы и до конца воскресенья я была бы знаешь, каким произведением?

- Скажи мне.

- Я была бы твоим Take a break.

- Согласен.

Агнешка запустила руку в его волосы.

- Ты думаешь, ты в меня влюблен?

Мирко поймал ее руку и вместо ответа прижал к своим губам.

- А я сразу в тебя влюбилась, как только увидела здесь, в монастырской бухте, когда ты репетировал арабеску Дебюсси перед выпускным концертом.

- Так ты шпионила за мной?

- Да.

- Дрянная девчонка.

- Дрянная девчонка и ужасный тип - по-моему, мы достойная парочка.

- По-моему, тоже.

- Что это у тебя? Шрам? – рука Агнешки нащупала на голове у Мирко под волосами рубец.

- Да, следы воспитания, - нехотя ответил Мирко.

- Что значит «следы воспитания»?

- А то и значит – следы воспитания моего отца.

- Я тебя не понимаю.

- Тебя что, никогда не били в детстве?

- О господи, конечно, нет. А тебя били?

- Да.

- По голове?

- Обычно отец бил так, чтобы следов не оставалось. Этот шрам появился из-за того, что однажды он не рассчитал силу, я отлетел и сильно ударился головой о дверь.

- Какой ужас! Но за что он тебя так?

- А ты считаешь, что существует причина, которая могла бы оправдать избиение ребенка? – холодно спросил Мирко.

- Нет, конечно, я так не считаю, прости меня, - смутилась Агнешка.

- Это ты меня прости, - голос Мирко смягчился. - Просто я еще никогда ни с кем об этом не говорил.

- Давай прекратим этот разговор, если хочешь.

Повисла пауза. В щель между ставнями пробрался огромный шмель. Тяжело гудя, он сделал над ними круг и приземлился на тарелку с недоеденным инжиром, стоящую на столике рядом. Мирко снова заговорил.

- Отец любил рассказывать, что мой дед, его отец, порол его каждую неделю. И не важно, были причины или нет. Отец считал, что именно порка сделала из него человека. Подумать только, мой отец считает себя человеком.

- А твоя мать и сестра? – осторожно спросила Агнешка.

- А мать… мать его боялась больше всего на свете. Отец запрещал ей вмешиваться в процесс воспитания. Он воспитывал меня, а она - мою сестру. Так они договорились. Но, кстати, после того случая, когда я рассек голову, она все же вмешалась.

- А он?

- А он избил ее так, что она долго не выходила из дома. Никто не смеет ставить ему ультиматумы. Мой отец - чудовище, а моя мать - несчастная забитая самка. Он выбил из нее все человеческое достоинство.

Агнешка приподнялась, обхватила Мирко за шею и прижалась к нему.

- Мирко, мне так жаль, мне так жаль, - повторяла она и слезы скатывались по ее щекам и терялись в его волосах.

- На самом деле побои это не самое страшное. Самым невыносимым в моем детстве была ложь. Для всех вокруг мы выглядели идеальной семьей: отец семейства - уважаемый человек на высокой партийной должности, красавица жена и двое чудных, хорошо воспитанных ребятишек. А по сути уважения никакого не было, а был только страх, мерзкий, липкий страх.

Голос Мирко звенел и едва заметно дрожал, Агнешка прижалась к нему еще крепче.

- Какое это дикое убожество - путать страх с любовью! Он называл себя разведчиком, ха! Он искренне считал себя разведчиком. Хотя и работа его, и вся его суть - карательные. Только музыка могла мне дать тепло, она стала моей семьей. И я ей очень предан.

- Да, я понимаю, - тихо сказала Агнешка.

- Отец хотел отдать меня в военное училище, я же хотел заниматься только музыкой. Мне пришлось настоять на своем выборе. Сломанная нога послужила пропуском на свободу.

- Какая сломанная нога? – испуганно переспросила Агнешка.

- Я выпрыгнул со второго этажа и тогда только отец понял, что я не уступлю. Думаю, упрямство – это единственное, в чем мы с ним похожи.

Агнешка осыпала голову Мирко поцелуями.

- Сколько всего тебе пришлось пережить. Знаешь, у моего отца тоже было очень тяжелое детство. Он рано остался сиротой и его воспитывали родственники. Они не очень-то с ним церемонились и обращались скорее, как с прислугой, унижали и частенько поколачивали. Но он не только ни разу пальцем меня не тронул, я ни разу не слышала от него ни одного плохого слова в свой адрес. Даже не могу этого себе представить. Я помню, как однажды он очень сильно поссорился со своим другом, когда тот с женой и двумя детьми были у нас в гостях. Их детям было лет по семь-восемь, они играли и что-то разбили. Друг моего отца стал их отчитывать, его сын что-то возразил, и тогда его отец ударил мальчика по губам. Мой отец был в бешенстве, никогда его таким не видела. Я помню, что он сказал тогда своему другу, что его сын не его собственность и не его раб, что он не имеет права ни бить его, ни оскорблять. Мне было лет десять тогда, но эти слова я запомнила навсегда. Я думаю, что ты тоже как мой отец, пережив насилие в детстве сам, никогда не будешь бить своих детей.

- У меня никогда не будет детей, - отрывисто сказал Мирко и резко встал с постели.

Агнешка растерянно наблюдала, как Мирко натягивает брюки.

- Ну… когда-нибудь же будут?

- Не будет.

- Но почему? Что плохого в детях?

- В самих детях ничего плохого нет, - Мирко шарил по столу. – Все дело в том, что дети отнимают у нас нашу жизнь.

- Что ты такое говоришь, Мирко?

- Агнешка, - он резко к ней развернулся. Его голос стал жестким, чужим. - Ты, пожалуйста, сейчас попробуй наступить на свой материнский инстинкт и услышать то, что я говорю. Я говорю, что дети отнимают у нас нашу жизнь в том смысле, что с их появлением наша жизнь нам больше не принадлежит. Мы не можем больше думать о том, чего нам хочется, а должны заботиться о том, чтобы обеспечить своим детям безопасное и сытое существование. Я не хочу, чтобы моя жизнь превращалась в это. У меня есть другие мечты и цели, и я просто отдаю себе отчет в том, что с появлением детей эти мечты и цели станут неосуществимы.

- Да, конечно, дети — это большая ответственность, - мягко сказала Агнешка. - Вас, мужчин, это часто отпугивает.

Мирко фыркнул.

- Но потом, - продолжила Агнешка, - со временем, мне кажется, все меняется и у вас, у мужчин, тоже появляется эта потребность, желание иметь своего ребенка, заботится о нем, о своей маленькой копии…

- Агнешка! – Мирко почти выкрикнул ее имя, и Агнешка вздрогнула. – На свете существуют люди, которые не хотят детей. Это - нормально. И один из таких людей – это я. Оглянись вокруг, посмотри на мир, который нас окружает. Где - люди? Их почти не осталось. Жрать и размножаться – вот их предел мечтаний. Даже не животные, потому что при каждом удобном случае они стремятся нагибать и топить друг друга, а животные так не делают. Я так не хочу. Этот камертон, вот здесь, - Мирко постучал себя кулаком по центру груди, - я не могу его не использовать. Он мне дан, чтобы я слушал и звучал. Понимаешь? Я хочу создавать красоту, и у меня это получается. Это для меня главное. И я не для того выпрыгнул из окна второго этажа дома своего отца, чтобы в итоге наступить на те же грабли, что и твой отец.

Мирко нашел, наконец, пачку сигарет под кипой бумаг и вышел из хижины. Агнешка тихо сидела у стены, испугано натянув к подбородку простыню.

* * *

«Надо же! Старуха оказалась права», - подумала Агнешка, прячась от внезапно хлынувшего ливня под густыми ветками акации. Эта старуха встретилась ей сегодня рано утром – безупречно ясным и теплым, каким и полагается быть августовскому утру в Дубровнике. На пустынном перекрестке, там, где воробьи, раздуваясь от важности, прыгали друг перед другом, докладывая во все свое воробьиное горло о последних новостях, стояла видавшая виды повозка, запряженная осликом. Одетая во все черное старуха с совиными седыми бровями, сходящимися у переносицы, тянула осла за поводья, пытаясь сдвинуть повозку с места, но заднее колесо повозки безнадежно застряло между булыжниками мостовой.

- Нууу! Черт мохнатый! Чтоб ты забесился! Ааа, что б тебя, баран ты упертый! – старуха произносила слова странно, немного нараспев, от чего становилось и смешно, и немножко жутко, словно старуха говорила заклинания.

- Подождите, я вам помогу! – Агнешка подбежала к повозке и навалилась на нее всем телом. Животное, почувствовав толчок сзади, сделало несколько шагов, и повозка оказалась на свободе.

Старуха еще плотнее сдвинула к переносице совиные брови и вместо благодарности хмуро сказала:

- Дождь сегодня будет.

Агнешка, робея под тяжелым взглядом старухи, который смутно показался ей знакомым, на мгновение подняла глаза к совершенно чистому небу.

- Ээээ… вы так думаете?

Переваливающейся походкой старуха подошла к повозке, вытащила оттуда маленький глиняный горшочек и сунула Агнешке в руки.

- Спасибо, - не посмела отказаться Агнешка.

- Мой хозяин, пока жив был, так свистульки из глины делал. Бывало, весь день все сидит, свистит, росинки маковой во рту не было, а он все свистит. Тьфу, срамота одна! Какой прок от этих свистулек?

Старуха вернулась к ослику, похлопав его на ходу по мохнатому крупу. Агнешка отметила, какой огромной, грубой, абсолютно мужской была ее рука.

- А теперь вот не стало его, птица запоет где, а мне все свистульки его чудятся, - вздохнула старуха, глядя на резвящихся воробьев. Затем потянула осла за поводья, и ее повозка загремела по мостовой прочь от Агнешки.

И сейчас, укрываясь от дождя под акацией, Агнешка вспомнила эту утреннюю встречу. В лужу, вообразившую себя озером, упало два белых цветка олеандра с соседнего куста. Пузыри воды вальсировали под музыку дождя. Жары, от которой город изнывал весь день, как не бывало. Запахи и звуки, смывшие с себя пыль и усталость, проявились с новой силой. Пахло можжевельником, влажной почвой, морем. Сладко пахло жизнью. На ветку олеандра уселась крошечная серая птичка с тонким, словно инсулиновая игла, клювом. Не обращая внимания на Агнешку, птичка, чирикнув несколько раз, приступила к тщательной чистке перышек. Из-за тучи выглянуло солнце и редкие капли дождя заблестели в воздухе нарядными серебряными нитями. Ливень окончился также внезапно, как и начался. Мимо прошуршал тяжелый черный автомобиль и остановился на перекрестке. Через мгновение дверца автомобиля отворилась, и оттуда выпорхнула девушка, которая сразу скрылась за углом. Агнешка узнала Мию и бросилась из своего укрытия ее догонять.

- Мия! Мия! Подожди! – Агнешка обняла подругу. - Привет! Мы так давно не виделись. Как хорошо, что я тебя встретила. Я заходила к тебе вчера и… - Агнешка на полуслове умолкла, - у тебя все хорошо? Ты чем-то расстроена?

- Нет, все хорошо, – ответила Мия, отводя глаза.

- Точно? Ты вся дрожишь. Ты напугана чем-то?

- Я не напугана, просто… просто не очень хорошо себя чувствую. Наверное, простыла.

- О, это, наверное, вирус какой-то, мой папа тоже приболел. Я забегала к тебе вчера, хотела повидаться до отъезда. Мы завтра с Мирко уезжаем, и вернемся в конце месяца.

- Уезжаете? Куда?

- Мы едем в путешествие по побережью. Мы берем у Грабовски мотоцикл с коляской, палатку, удочки. Представляешь? О, это будет настоящее приключение!

- А, - рассеянно протянула Мия. - Значит, у вас с Мирко все хорошо?

- Ах, Мия, я даже не знала, что на свете бывает такое счастье. Я так его люблю! Он совсем не такой, каким его считают, он удивительный, он…

- Да, я вижу, ты вся сияешь. Я рада за тебя, - тяжело вздохнув, произнесла Мия.

- Мия, - Агнешка внимательно на нее смотрела, - точно ничего не случилось?

- Да нет, все хорошо, говорю же, простыла.

- Ну а как твои дела? Есть вести от Джузеппе?

- От Джузеппе? Да… Он меня ждет. Все хорошо, - Мия явно хотела окончить разговор.

- Тебе дали разрешение на выезд?

- Нет еще, но вот-вот дадут. Все хорошо.

- У тебя глаза красные. Ты плакала?

- Нет-нет, что ты. Просто не выспалась. Мне пора.

- А кто тебя подвозил?

- Куда?

- Я только что видела, как ты выходила из роскошной черной машины.

- Ты видела, как я выходила из машины? – напряженно переспросила Мия.

- Ну да, там, на углу.

- Ты… ты была одна? Кто-нибудь был с тобой?

- Нет, я была одна. Это Миша тебя подвозил?

Мия смотрела на Агнешку и не отвечала.

- Да что с тобой, Мия?

- Агнешка, ты ведь моя подруга. Пожалуйста, пообещай, что никому не скажешь, - голос Мии дрожал.

- Что не скажу? У тебя роман с Мишей?

- Я наделала столько глупостей, - прошептала Мия и расплакалась.

- Мия, ну что ты! Не плач, пожалуйста, - Агнешка обняла подругу. - Я никогда не стану тебя осуждать, ты сама знаешь, что ты делаешь. Просто хочу сказать тебе, что Миша, конечно, замечательный парень, очень веселый, одаренный, такой обходительный, но ты же знаешь, что он ну… ну ветреный, его намерения вряд ли серьезные, вон сколько у него женщин. А ты уже замужем за чудесным Джузеппе, он тебя очень любит, ты поедешь скоро к нему в Милан и у тебя впереди прекрасная жизнь, как ты и мечтала. Помнишь?

Мия смахнула слезы и закивала.

- Да. Ты никому не скажешь, что видела, как я выходила из машины?

- Никому. Я вернусь в конце месяца, и мы с тобой устроим девичник, давай?

- Давай, - еле улыбнулась Мия.

* * *

Агнешка и Мирко вернулись из отпуска спустя три недели. Они въехали в Дубровник под вечер. Их черный мотоцикл с коляской протарахтел по мостовой, оставляя за собой клубы серого дыма. Мирко был сосредоточен, после пустых проселочных дорог городское движение казалось чересчур интенсивным. Агнешка сидела в коляске, на коленях у нее стоял таз, а крышку нужно было придерживать двумя руками. В тазу плескалась живая рыба – их утренний улов, который они собирались разделить с братьями Грабовски в «Двух котах». Шлем, больше походивший на каску, Агнешке был великоват и то и дело съезжал на переносицу, но поскольку руки были заняты, вернуть шлем в нормальное положение она могла, только основательно тряхнув головой. Мирко, когда замечал это движение, покатывался со смеху. Агнешка вертела головой по сторонам и дивилась тому, каким другим стал город за время их отсутствия. Хотя, конечно, город остался прежним, просто она изменилась. Она теперь совсем взрослая, она любит мужчину, и она любима. Она смотрела на свой город и ей хотелось обнять каждый его камень, каждую улочку. Ей хотелось прокричать на весь мир, как сильно она любит все вокруг.

Когда они проезжали мимо дома Грабовски, Агнешка заметила знакомый черный автомобиль.

- А Миша-то у Грабовски дома! – воскликнула она.

- С чего ты взяла?

- Вон его машина.

Мирко проследил взглядом за ее рукой и вдруг резко нажал на тормоз. Агнешку бросило вперед, руки соскочили с крышки и вода, расплескавшись, замочила платье.

- Ой, - рассмеялась Агнешка, - какой ты резкий. Хорошо, что рыба не выскочила.

Мирко ничего не отвел, он смотрел на черный автомобиль.

- С чего ты взяла, что это Мишина машина?

Он тронул ручку газа, и они медленно поехали дальше. Агнешка рассказала Мирко о своей встрече с Мией.

- Мия очень просила не говорить об этом никому, но ведь Миша сам тебе сказал, что у них был роман, поэтому никаких секретов я не выдаю, правда?

- Так ты не видела, кто был за рулем машины?

- Нет, но… - Агнешка задумалась. – Ты хочешь сказать, что была не Мишина машина?

Мирко не ответил. Он остановил мотоцикл в переулке недалеко от черного входа в «Два кота». Мирко слез с мотоцикла, внутрь заходить не стал, попросив уборщицу, которая чистила мусорные баки ресторана, позвать Грабовски. Вскоре вышел Грабовски. Он был явно чем-то встревожен. Они с Мирко о чем-то возбужденно говорили в стороне. Когда Мирко вернулся к мотоциклу, он был бледен. Его вид напугал Агнешку.

- Что-то случилось? – спросила она.

- Ты действительно не понимаешь, что происходит?

- А что? Что я должна понять?

Мирко неопределенно покачал головой.

- Ну что ж, это к лучшему.

- Мирко, ты мне можешь доверять.

Мирко молчал, размышляя о чем-то. Затем повернулся к Агнешке, бережно взял ее лицо в руки и, как можно мягче, произнес:

- Агнешка, послушай, пожалуйста, меня сейчас внимательно. Это очень важно.

- Хорошо, Мирко, я слушаю тебя очень внимательно, - взволновано ответила Агнешка.

- Ты должна сделать то, что я тебя попрошу.

- Я сделаю все, что ты скажешь.

- Мне нужно будет уехать на некоторое время.

- Уехать? Куда? Надолго?

- Мне нужно съездить домой, поговорить с отцом.

- С отцом? Но… ты же говорил, что вы не общаетесь.

- Да. И самое ужасное, что мне придется его просить. Мои друзья попали в беду, им нужна помощь.

- Кто попал в беду?

- Прости, я не могу тебе все рассказать. Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя. Ты должна мне верить.

- Я тебе верю, - голос Агнешки задрожал. – Когда ты вернешься?

Она изо всех сил старалась держаться, но губы искривились и слезы покатились по щекам.

- Не знаю. Не плачь, пожалуйста.

- Я не плачу, - жалобно проговорила она. – Просто я не понимаю. Ты не говорил, что уедешь.

- Я обязательно вернусь. Ты мне веришь?

Агнешка кивнула, и шлем снова съехал ей на переносицу. Мирко улыбнулся и поправил шлем. Затем осторожно поцеловал мокрые от слез щеки.

- И еще. Очень важно. Пообещай мне, что ты не будешь ходить ни в «Два кота», ни к Грабовски домой, ни к Мие. Пообещай! – его голос стал строгим.

- Я не могу сходить к Мие? Но почему?

- Особенно к Мие. Я все тебе объясню, когда вернусь. Обещай мне!

- Я обещаю, - сказала Агнешка.

* * *

Время шло. Начались занятия в консерватории. Ни Мирко, ни вестей от него все не было. Агнешка, как и обещала Мирко, не ходила ни к Мие, ни в «Два кота». Однажды, когда она возвращалась с занятий домой, она встретила бывших одноклассниц, Злату и Веру. Сплетница Злата, мощная девушка с цепким взглядом, стала немедленно посвящать Агнешку в подробности личной жизни их бывших одноклассников. Агнешка слушала в пол уха, выдумывая предлог, под которым она могла бы сбежать от этой болтушки.

- А Мия! А Мия-то наша всех переплюнула!

- Что ты имеешь в виду?

- Ну как что? Ты-то лучше других знаешь, что она уже в Милане.

- Как? Уже уехала? – вырвалось у Агнешки.

- Да ладно! Неужели ты этого не знала? Вы же лучшие подруги.

- Ну, нет, я знала о ее планах, конечно, но не знала, что она уже уехала.

- Хм, это странно, - Злата сверлила ее глазами, - вы поссорились, что ли?

- Ну нет… - Агнешка замялась.

- О, я тебя прекрасно понимаю, - Злата как бы сочувственно вздохнула. – Мия та еще штучка, чего уж тут.

- О чем ты?

- Ну, как о чем? Все знают, что она девушка не самого правильного поведения, если ты понимаешь, о чем я.

Агнешка вспыхнула.

- Я не буду с тобой обсуждать Мию. Мне пора.

Злата схватила ее за руку, не давая ей уйти.

- Я думаю, ты должна кое-что узнать о ней.

- Я не стану слушать всякие сплетни.

- Это не сплетни, Агнешка, это касается и Мирко тоже. Я это видела своими глазами.

- Что ты видела? – спросила Агнешка, холодея.

- Недавно, это было в самом конце лета, случайно, на улице, я увидела, как Мирко и Мия о чем-то очень эмоционально говорили, я не могла слышать, о чем конкретно, они находились довольно далеко от меня. Но я видела, что Мия плакала, и вроде как умоляла его о чем-то, а потом Мирко вдруг ее ударил. Дал ей пощечину!

Злата сделала торжественную паузу. Она даже немного покраснела от удовольствия, видя, какое впечатление на Агнешку произвели ее слова.

- Ударил? Мирко Мию? Что ты такое говоришь?

- Клянусь тебе! – с жаром сказала Злата и облизнула тонкие губы. – Вера была со мной, кстати. Вера, скажи! – потребовала она и ткнула стоящую рядом Веру локтем в бок.

Вера, тихая и некрасивая девушка, вечная спутница Златы, которую так и прозвали в школе «Тень Златы», вздрогнула и вскинула на Агнешку блеклые глаза.

- Да, это правда. Мирко дал Мие пощечину, я тоже это видела, - извиняющимся тоном негромко сказала она.

- Я не понимаю, - прошептала Агнешка, отступая на шаг назад.

- Ты ведь знала, что у них был роман? Ну не то, чтобы роман, а так, интрижка.

- Какой роман?

- Да об этом все знали! – всплеснула руками Злата. - Это было давно, еще зимой. Мия так за Мирко бегала! Возможно, их чувства снова вспыхнули. Знаешь, как это бывает. Но, наверное, не все так просто. У вас ведь роман с Мирко, да? Я видела, какой ты была счастливой, но разве ты не должна знать правду?

- Мне… пора…

Злата что-то еще говорила ей в спину, но Агнешка не слышала. Оглохшая, ослепшая, на непослушных ногах она дошла до какой-то скамейки. Мия и Мирко. Этого не может быть. Этого. Не может. Быть. Но злодейка-память уже услужливо складывала пазл: вот Мия настойчиво отговаривала ее от встреч с Мирко, вот Мирко так настаивает на том, чтобы она не ходила к Мие… Нет, этого не может быть. Это какая-то ошибка. Он скоро вернется и все ей объяснит. Только бы он вернулся поскорее. Агнешка просидела на скамье до темноты, потом поднялась и медленно пошла домой.

* * *

Прошел год. Солнечные октябрьские дни убегали золотым песком сквозь пальцы. Агнешка шла по дорожке от дома к калитке, когда увидела над изгородью его темноволосую шевелюру. Она остановилась, парализованная, не в силах сделать ни единого движения, ни единого вдоха. Мирко, не отрывая от нее глаз, открыл калитку и вошел. Похудел, под глазами синие тени. Он хотел ее обнять, но Агнешка отпрянула, стряхнув с себя оцепенение.

- Ты не рада мне? – тихо спросил он.

Агнешка молчала.

- Я знаю, меня не было слишком долго, но поверь, я не мог приехать раньше.

- Зачем ты вообще приехал?

- Я не мог не приехать. Я очень скучал. Ты нужна мне.

- А ты мне больше нет.

- Я понимаю, ты сердишься на меня, но я все тебе объясню…

- Не надо мне ничего объяснять, - перебила его Агнешка, - слишком поздно.

- Почему поздно?

- Ты опоздал. Я выхожу замуж.

Мирко пристально посмотрел на Агнешку, она опустила глаза, но тут же подняла их и вздернула подбородок.

- Брось его, - твердо сказал он. - Я знаю, что ты его не любишь.

- Есть вещи поважнее любви.

- И что же это?

- Честность. Стабильность. - Агнешка смотрела на него с вызовом. - Я знаю, что он никогда не исчезнет на год, как ты. Я знаю, что он никогда не потребует доверять ему, в то время как сам… сам будет крутить шашни с подругой у меня за спиной. Я знаю, что…

- Какие шашни? О чем ты говоришь?!

- С Мией! С моей лучшей подругой Мией! У вас был роман! Я все знаю! Вас видели мои одноклассницы и все мне рассказали. За что ты ударил Мию?

Агнешка не очень понимала, что говорит, и главное, зачем кричит. Все эти слова произносила не она, а вся та боль, которая накопилась внутри за этот год. Сколько раз она представляла себе их встречу, представляла, какой она будет холодной и неприступной. Нет, она не позволит ему снова причинить ей боль. Довольно.

- Агнешка, это не были шашни у тебя за спиной. Я все тебе объясню, давай спокойно все обсудим. Я так соскучился. Иди ко мне, - Мирко протянул Агнешке руку.

- Я беременна! - выкрикнула Агнешка, словно заклинание, и сделала шаг назад.

Мирко отшатнулся, словно она ударила его.

- Что ты скажешь теперь? – она смотрела на него, задрав подбородок еще выше. Ей хотелось сделать ему больно. Любой ценой она должна себя защитить, не позволить ему снова растоптать себя. - Видишь, я обыкновенная женщина, с примитивным инстинктом. А ты ведь у нас выше инстинкта размножения.

Гримаса боли, исказившая лицо Мирко, вдруг разгладилась, и он мягко, словно врач пациенту, сказал:

- Нет, Агнешка, ты - необыкновенная женщина. И я знаю, что ты не беременна.

- Ты мне не нужен! Уходи! – выкрикнула она и закрыла лицо руками, пряча от него свою боль, свои слезы, свою уязвимость.

- Хорошо, - произнес он после паузы. Голос его был спокойным. - Я ухожу. Хочу, чтобы ты знала: я буду тебя ждать. Любую – молодую, старую, здоровую, больную, с детьми, без детей. Ждать столько, сколько нужно. Запомни это.

- Уходи, уходи, - шептала Агнешка.

Мирко постоял перед ней, беспомощно опустив руки, затем медленно развернулся и ушел, а она так и стояла, закрыв лицо руками.

- Я все сделала правильно, я все сделала правильно, - уговаривала она себя шепотом, сквозь слезы.

Только как ей теперь снова научиться жить без него?

Конец ознакомительного фрагмента