Монах по имени Том

В передней части храма - там, где через огромные окна с арочными сводами радостно льется солнечный свет, сидит на возвышении монах. Его тонкий, четко очерченный рот произносит слова "буддизм", "махаяна", "карма" и много других чудных слов. Высокий, немого сутулый и скорее сухой, чем просто худой. Странно смотрится на этом человеке с европейским лицом монашеское одеяние бордового цвета - словно с чужого плеча, словно понарошку.

Порыв теплого весеннего ветра качнул раму раскрытого окна и на деревянном лакированном полу сиреневыми и оранжевыми акварелями задрожали отражения витражей; по храму прокатилась волна запахов нагретого солнцем дерева, трав и меда. В открытое окно влетел воробей. Сделав круг, он бесцеремонно уселся на голову статуи Будды, дважды чирикнул и напыжился, превратившись в видавший виды теннисный мяч, затем старательно отряхнулся, снова вернув себе воробьиный образ. Вот нахал! Разве так ведут себя в храме? Далай Лама с портрета с любопытством покосился на воробья. Кажется, еще мгновение и он хихикнет, погрозив ему пальцем. 

У подножья статуи Будды любовно расставлены коробки с печеньем,  плитки шоколада, банки с медом, пакеты с соком и другие удивительно наивные и от того по-особенному трогательные подношения. Ощущение, что здесь все немного не всерьез, немного понарошку, становится еще острее.

Перед монахом прямо на полу сидит около сотни слушателей – разноцветные челки, дреды, причудливо выбритые виски, а также вполне консервативные стрижки. Есть среди них совсем юные, нетерпеливо ерзающие на своих подушках, а есть и очень даже пожилые, как вон та седовласая дама в широких индийских шароварах, она единственная сидит на стуле у стены. Бледные и краснощекие, смуглые и темнокожие. Одни сосредоточенно слушают монаха и даже делают пометки в блокнотах, другие, убаюканные его монотонным голосом, украдкой зевают, третьи, задрав голову, рассматривают росписи на стенах и потолке.

- Вот в общих чертах собственно и все, что я хотел вам сегодня рассказать в качестве вступления в наш десятидневный курс «Введение в буддизм». Если у вас есть вопросы, я готов на них ответить, - монах взял стоящую перед ним большую керамическую чашку с крышкой, открыл ее, выпустив на свободу облако пара, и сделал глоток. Запах трав и меда стал отчетливее. - Прошу вас, - он кивнул в сторону поднятой руки слева от него.

Поднялась девушка с длинными вьющимися волосами, браслеты на ее запястьях с мелодичным звоном перекатились к локтям.

- Вставать необязательно, только если вам самим так удобнее, - сказал монах.

- А как вы стали монахом? 

- Как я стал монахом. Наверное, глядя на меня сейчас сложно поверить в то, что когда-то я был хиппи. Кстати, всего несколько недель назад я вытащил серьгу из своего уха, - он прикоснулся к мочке уха и впервые улыбнулся, и вдруг на его лице за стальными прутьями морщин и складок на мгновение проступил образ мальчика. И куда только подевалась вся сухость этого человека? - Родом я из Австралии. Я колесил по этой огромной стране с семнадцатилетнего возраста. Как-то я подсчитал, что за свою жизнь сменил около шестидесяти разных работ: копал землю, крутил баранку грузовика, чистил конюшни, мыл посуду, разносил подносы с едой. И где бы я ни был, какую бы работу не выполнял, неизменно приходил тот самый момент, когда я поднимал голову к небу и думал: что я здесь делаю? На что я трачу свою жизнь? Тогда я все бросал и снова уезжал. Так и проходила моя жизнь - кочевал по Австралии, потом путешествовал по миру. Когда мне перевалило за сорок, я стал подумывать о том, что, возможно, пора обзавестись семьей. Не пора ли тебе, Том, осесть, говорил я себе. Мол, жена, дом, дети - раз все так делают, то, наверное, в этом есть смысл. Возможно, это именно та вещь, которая принесет покой. Но уверен я не был, - он усмехнулся, закинул руку за голову и почесал затылок - жест мальчишки-подростка, когда он в чем-то не уверен или чем-то озадачен. – В то время я путешествовал по Азии и иногда жил при монастырях: работал у них и наблюдал за жизнью монахов. В конце концов, я стал подумывать, что, возможно, жизнь монаха — это альтернатива семье. Честно говоря, никак не ожидал от себя подобных мыслей. Помню, сидел как-то с одним монахом, и он мне вдруг говорит: "А не пора ли тебе жениться, Том?" "Я собственно, подумываю, не стать ли мне монахом" - возразил я. На что он мне ответил: "Ну это одно и тоже".

Монах снова улыбнулся и провел рукой по бритой голове. Его крупная ладонь покрыла почти всю голову. 

- В общем, мне так и не хватило мужества на то, чтобы завести семью. С другой стороны меня привлекало спокойствие и гармония, которые исходили от монахов, мир, который они излучали. Это было то состояние, к которому я стремился. В общем, в своих путешествиях я задерживался в монастырях все дольше. И однажды я понял, что мне не хочется никуда больше идти. Я нашел свой дом и вот, остался насовсем.

  - От чего было сложнее всего отказаться? 

Вопрос задал полный розовощекий парень с пирсингом над бровью и под нижней губой. У него был высокий женоподобный голос и застенчивая улыбка.

- Вы имеете ввиду обеты? Видите ли, буддизм - лояльная религия. Когда я принял решение стать монахом и сказал об этом своему учителю, я добавил, что есть момент, который представляет для меня сложность, а именно - алкоголь. Я много лет употреблял алкоголь и не готов был вот так сразу отказаться от него. Учитель посмотрел на меня сочувственно, вздохнул и сказал: "Ну что ж, пей пока свое пиво, если не можешь без него. А там посмотрим." И я, будучи уже монахом, еще какое-то время пил пиво. Впрочем, это длилось недолго. И это было, кстати, удивительно - я просто перестал хотеть алкоголь. Вот травяной чай оказался вкуснее пива, - он кивнул на стоящую перед ним чашку. 

Руку подняла уже немолодая женщина с безупречно прямой спиной.

- А ваши близкие, семья, как они отнеслись к вашему решению стать монахом? – задала она вопрос.

- У меня были сложные отношения с отцом. Вообще-то, это и была та причина, по которой я уехал из дома в семнадцатилетнем возрасте. Поначалу, когда я только начал свою кочевую жизнь, я иногда заезжал домой, но отношения с отцом становились все хуже. Он был алкоголиком и не сильно церемонился в выборе выражений, когда критиковал меня. А мне тогда казалось, что он только этим и занимается - критикует мой образ жизни. В общем, я совсем перестал приезжать домой, и в итоге мы не виделись и не общались с ним больше двадцати лет. Меня это сильно беспокоило, но я тогда считал, что это отец виновен в нашем разладе, его алкоголизм и его жесткость. Однако мой учитель мне сказал, что до посвящения я должен повидаться со своим отцом. Должен признаться, что я до чертиков боялся этой встречи, - он усмехнулся, выпустив на мгновение на волю мальчишку. - Но я поехал. Нельзя сказать, что отец был в восторге от моего решения стать монахом. На какое-то время он вообще потерял дар речи, а потом сказал что-то вроде "ну ты и дебил, сынок", - монах хохотнул и по залу прокатился смех. - Вот. Но сейчас у нас такие отношения, которых никогда не было прежде. И вот какая интересная штука, - монах приподнял брови и снова закинул руку за голову, чтобы почесать затылок, - наши отношения наладились не потому, что отец как-то изменился и стал покладистей. Вообще-то нет, не стал, так же кроет матом все вокруг. Но он принял мой выбор, вот этот мой путь, именно потому, что увидел: я сделал осознанный, взрослый выбор. Я ничего ему не доказывал, не спорил, не оправдывался, как это бывало раньше. В тот мой приезд мы вообще мало разговаривали, если честно, я просто побыл рядом с ним, пожил пару недель дома. Он вначале следил за мной так искоса, такой взгляд у него был, знаете, как на юродивых смотрят. Но когда я уезжал... - монах замолчал, покивал головой и улыбнулся, - мы обнялись. Хотя мои австралийские друзья докладывают мне, что он так и называет меня "этот гребанный буддист", - монах снова хохотнул.

- А вот вы, как монах, вы же не можете врать, правильно? – Спросил немного гнусавым голосом парень с белесыми ресницами и веснушчатым носом.

Монах кивнул.

- И как это у вас получается? Тяжело никогда не врать? 

- Как это ни странно, но говорить правду оказалось не так уж и сложно. Врать сложнее. Ты же все время должен выдумывать, как лучше сказать - так или эдак. А потом еще и переживаешь, что правда откроется. Я вот тут на днях одну статью прочел: ученые доказали, что врать энергетически более затратно, чем говорить правду. Так что имейте в виду - когда лжете - становитесь слабее. Ну про карму я вообще молчу.

- Вот тут один вопрос в записке принесли, - монах развернул тетрадный листок. - Так. Вопрос об абортах: является ли нарушением заповеди аборт на ранней стадии.

Он медленно свернул листок, бережно положил его на край стола и смотрел на него какое-то время. Затем вздохнул, поднял глаза и не спеша обвел ими зал.

- Человеческая жизнь представляет собой ценность с момента зачатия. Родительство - это, прежде всего, ответственность. Хотим мы этого или нет, но когда в нашей жизни случаются дети и до тех пор, пока они не вырастут, мы должны осознавать: наша жизнь не может полностью принадлежать нам, - он замолчал и долго смотрел прямо перед собой в проход между рядами сидящих.

Когда он заговорил снова, его голос зазвучал иначе:

- Мне было тридцать два года, когда моя девушка сообщила мне, что беременна. Она сказала, что все обдумала и решила, что не хочет этого ребенка. Я подумал немного и принял ее выбор. Купил ей билет на самолет в тот город, где делали аборты. Тогда в Австралии это было так просто - взять да и полететь туда, где делают аборты.

Монах замолчал, опустил голову и медленно провел по ней рукой - вперед, назад, снова вперед, снова назад. Помолчал.

- И вот я думаю, что если бы сейчас открылась вот эта дверь и сюда вошла бы та девушка. Чтобы она сказала мне о ценности человеческой жизни и об ответственности за нее? О моей ответственности?

Кто-то прерывисто вздохнул. В дальнее окно с жужжанием ударился шмель.

- Первой добродетелью в буддизме является сострадание. Почему именно сострадание? Вот вам реальная история из жизни. Когда-то жил на свете маньяк, который замучил до смерти много животных. Ему доставляло удовольствие выбирать самые изощренные пытки для своих жертв и смотреть, как они мучаются, как в их глазах угасает жизнь. Однажды он разрезал беременной кобыле живот, оттуда выпал жеребенок. Кобыла, истекая кровью, стала вылизывать свое дитя. Она делала это до тех пор, пока не умерла. Маньяк стоял рядом и наблюдал за ними. Эта картина умирающего животного, которое до последнего вздоха, преодолевая невообразимую боль, не переставало давать любовь своему детенышу, то, что этот маньяк увидел в умирающих глазах лошади - все это так его потрясло, что в его воспаленном мозгу, в его искаженном мировосприятии произошел какой-то сдвиг. После этого он навсегда перестал убивать и истязать живых существ.

Солнечный луч с мягким шорохом скользнул по изрытой оспинами щеке монаха.

- Мы всего лишь люди, и мы все совершаем ошибки — это часть нашей жизни. Сострадание обладает великой исцеляющей силой. И по-настоящему мы сможем сострадать другим только тогда, когда научимся сострадать себе. Такова наша природа. И в этом великая мудрость жизни, - монах закинул руку за голову и почесал затылок.

Звук гонга, долетевший снаружи храма, разбил чары накрывшего зал оцепенения. За спиной Тома огромная статуя Будды с улыбкой, присвоенной Моной Лизой, смотрела на тихо поднимающихся со своих мест людей.

Дарамсала, 2017 год